Орден Сумрачной Вуали

– Не тебе, – фыркнул он, – Джеремия Барк, высказывать такие опасения. Ты даже вся в своих синяках, порезах и после ряда бессонных ночей выглядишь прельстительной наядой, беспутно завлекающей моряков в свои соблазнительные сети. Но я пять лет рядом с тобой как-то выдержал, пусть и чувствую себя иногда каким-то недоразвитым драконенком со слишком остро торчащими косточками. Злым мальчиком, играющим в ножи и рыбьи скелеты на пустынной отмели подводного моря. Подонком с полным ассортиментом грехов и психических отклонений, которые, как черное пятно от огня, расползаются по театральной афише твоей красоты.

Судя по длине и общему колориту фразы, Мокки уже тогда нехило наклюкался.

А сейчас, глядя в спину ускакавшему Талвани, он уверенно сказал:

– Подержи-ка мое вино.

Он всунул бокал Галасе Дарети и, хрустнув пальцами, во весь рост поднялся на шершавой черепице.

Я не стала его останавливать. С крышами Пика Грёз Мокки не то что на «ты», они – его органическое продолжение, свита истинного короля, и Мокки может танцевать, кувыркаться и гулять по ним в любом состоянии. Все местные кошки – его враги, а он – захватчик.

Я снова села, взяла с тарелки сыр с плесенью (какой-то редкий, незнакомый мне сорт, очень надеюсь, что плесень на нем тоже по замыслу).

Когда вор растворился в рассветных тенях, мы с Галасой Дарети остались вдвоем.

– А он вам теперь доверяет, – отметила я, кивая на бокал. – Не столь важно, о чем именно попросил Мокки, важно, что в принципе попросил.

– Нет, вряд ли доверяет, – она покачала головой. – Хотя час назад я умудрилась сравнить себя с его матерью, и он, возможно, подсознательно впечатлился и согласился.

Сначала я удивилась, потом обдумала это и кивнула.

– Вы отчитали его в нашу первую встречу, а потом то кормили, то лечили, то укладывали спать. Пожалуй, ваше предположение звучит не столь уж безумно.

Галаса тихо грустно рассмеялась.

– Сколько вам лет? – спросила я.

– Достаточно, чтобы не пить это дешевое вино, – она с укором поболтала бутылкой. – И чтобы иметь смелость признать, что вообще-то я хочу спать в шесть утра, а не встречать рассвет на крыше.

Я глотнула вина. Да ладно. Не такое уж и дурное.

– А как насчет смелости сказать, о чем вы умолчали касательно своих видений?

Мой голос был столь спокоен, что волна боли и холода, плеснувшая в меня от Галасы, оказалась действительно неожиданной.

– Спокойной ночи, Джеремия, – просто сказала она, поднимаясь и направляясь к люку.

Я осталась сидеть на крыше одна.

Эти два олуха вернулись одновременно. Причем оба так хитро улыбались, что каждый, кажется, успел поддаться по дороге второму и теперь в душе чувствовал себя великодушным победителем гонки. Неплохая, очень вежливая тактика.

Мокки лег, положив голову мне на колени. Мне нравилось, что он смотрит куда-то вдаль, на светлеющие крыши квартала. Я могла без стеснения перебирать его волосы между пальцами, чего наверняка не случилось бы, смотри он на меня в упор своим безумным взглядом. Мне было бы неловко. А так – мало ли, вдруг я задумалась. И он – вдруг тоже задумался. И эти мурашки на шее, и сбивчивое дыхание – не спугнуть ее – просто… просто так. И никто не осознает происходящее, вот и все. Фоновый процесс, а не обоюдная тихая радость.

Тилвас сидел со мной спина к спине. Мне нравилось, что я могу закинуть голову назад и почувствовать под затылком его крепкое плечо, и как его каштановые волосы щекочут мне щеку, и как он, повернувшись, дурачится, дуя мне в ухо уголком рта. Мне нравилось, что моя правая рука и его левая рука переплелись, опущенные на черепицу.

Мне вообще все нравилось, в кои-то веки.

– Жить хорошо, – будто озвучил мои мысли Талвани, и Бакоа что-то невнятно, но одобрительно проворчал.

Мы валялись на крыше до тех пор, пока окончательно взошедшее солнце не стало немилосердно поджаривать нас, троих гурховых грешников, а идея о том, что нас вообще-то могут найти, не пробралась в расслабленные мысли.

Тогда Тилвас поднялся, размахнулся и изо всех сил швырнул амулет с двуглавым вороном. Тот пролетел через узкий проулок между двумя соседними зданиями и с громким плеском ухнул в фонтан на соседней улице. Чайки, сидевшие на парапете, страшно выругались. А потом взлетели и целой стаей направились к нам, чтобы, видимо, отчитать еще раз, поближе. Или оскорбить действием.

Пришлось, хохоча и спотыкаясь, прятаться в доме. В убежище.

– Нет, без вариантов, – сладко зевнул Мокки перед сном, ужом ввинчиваясь под одеяло. – Я хочу этот дом себе. Все закончится – пойдем на переговоры с Жаном.

39 Морские рёххи

Bella gerunt mures, ubi cattum non habet aedes.

«Мыши воюют, когда в доме нет кошки».

Когда я проснулась и пришла на кухню убежища, готовая к новому этапу работы над нашим планом борьбы с сенатором, трое моих спутников встретили меня напряженным молчанием.

– Что? – спросила я.

Тилвас молча подтолкнул ко мне свежую газету. Две заметки в ней были обведены красным цветом.

Первая гласила: