– Теперь ты понимаешь, что я – твой создатель, Джеремия? – горфус положил руку мне на щеку. – Я далеко не сразу понял, как важна наша связь. Я злился, что не успел вселиться в тебя, и долго искал другие способы попасть в человека. Став Лорчем, я рассеянно приглядывал за тобой и рассчитывал, что займусь тобой позже. Потом, когда мои подручные выяснили, что в Тилвасе спрятан расщепленный пэйярту, я понял, что тебе будет проще, чем остальным, убить его – просто сорвать амулет, чья защита не действует на тебя, ведь ты благословлена моими касаниями. Но когда вы с пэйярту начали сбегать и скрываться… Когда я наблюдал за тобой все пристальнее и дольше… Я понял, как ты дорога мне. Как я горжусь тобой.
Я покачала головой.
– Ты болен, горфус. Ты не можешь адекватно оценивать реальность.
– Адекватно – это как? – он сощурился. – Как все? Согласно общепринятой морали? А кто тебе сказал, что она правдива? Откуда мы вообще знаем то, что знаем, Джеремия Барк? Кто нам это сказал? А кто сказал это тем, кто сказал нам? Вдруг вся нравственность построена на клубке заблуждений?
– У тебя просто нет сердца. Иначе бы ты знал правду. Ее не обязательно спрашивать у кого-то, достаточно заглянуть в себя. В глубине у нас всегда есть знание о том, что правильно или нет.
– И у тебя тоже?
– И у меня.
Он облизнулся и, подавшись вперед, погладил меня по щеке.
– Я с удовольствием однажды проверю это, Джеремия. Когда сменю свое тело на твое.
– Этого не будет, – твердо сообщила я. – Я не даю тебе разрешения, я категорически против того, чтобы ты вселялся в мое тело. Ego autem absit.
Формулировка была предназначена специально для морских – для их сложной этической задачки «хороший горфус или все-таки сучка?» – и, признаться, я боялась, что Лорч раскусит неестественность, неуместность этой фразы. Но мне удалось произнести ее с нужной интонацией. Сенатор лишь глумливо расхохотался.
– Да мне плевать на твои запреты, – выдохнул он мне в лицо. – Я давно уже твой Хозяин. Ты – не более чем глина в моих руках, и никакие больше разрешения от тебя не нужны. Ты слушаешь меня?
Но я не слушала.
Я смотрела мимо него – туда, где в полночный сад из спальни бесшумно ступил Тилвас Талвани.
Артефактор на мгновение остановился у светящихся синих рун, наколдованных горфусом. Потом тихо шепнул что-то и потянулся пальцами к ближайшей из них.
– Ты слушаешь меня? – угрожающе повторил Лорч, перемещая пальцы на мою шею. – Смотри на меня, когда я говорю с тобой, Джеремия!
– Да ты задрал уже трепаться. Иди и сдохни, сделай всем одолжение, – выдавила я.
Глаза сенатора расширились от удивления, а нос слегка дернулся, потому что он наконец-то почувствовал запах своего врага…
В этот самый момент Тилвас коснулся руны, и весь магический барьер на границах сада вспыхнул пламенем, чтобы мгновение спустя перекраситься из синего в красный – цвет пэйярту.
– Здравствуй, горфус, – ровным голосом сказал Талвани, переступая колдовскую линию и поправляя свое шикарное синее таори. – Я слышал, ты ищешь меня по всей Шэрхенмисте? Так вот – я здесь.
43
Полночный сад заполнен пустотой
Contra vim mortis non est medicamen in hortis.
«Против силы смерти в садах нет лекарств».
Вы когда-нибудь видели, как животное реагирует на принесенный ему свежий кусок мяса? Точно так же повел себя сенатор Цига Лорч в ответ на появление Талвани.
Он подобрался. Он втянул воздух ноздрями. Его глаза засветились горчично-лимонным светом, а руки дрогнули в кровавом предвкушении.
– Пэйярту, какая встреча… – с выдохом пропел-промурчал Лорч, оборачиваясь к артефактору. – Я уже и не надеялся.
Сенатор спрыгнул с высокого бортика фонтана и быстро сплел пальцами некую вязь. Камень запузырился, и от него тотчас отделились своеобразные мраморные хлысты, сковавшие мои руки и ноги.
Тилвас стоял недвижимо в кругу из мерцающих рун. Увидев маневр врага, артефактор покачал головой:
– Отпусти ее, горфус. И всех других своих пленников. Ты носишь лицо человека – так будь человеком, хотя бы с людьми.
– Философия хороша только в книгах. Лучше скажи: в чем моя выгода отпускать Джеремию? – с интересом наклонил голову горфус.
– Разорви вашу связь, и я добровольно отдамся в твои руки. Клянусь – а ты знаешь, что моему слову можно верить. Отпусти ее – и у тебя буду я. Делай со мной что угодно. Ты ведь так этого хотел.
Сенатор, прищурившись, посмотрел на Талвани, стоящего, сложив руки на груди, и манерно обнял себя за плечи. Я крутила запястьями в тугих каменных путах.