У меня имелись: я сам, огромный рюкзак со сменной одеждой и припасами, остроконечная шляпа с сеткой, защищающей от комаров, внешнее кольцо артефакта Объединения, кое-какие магические свитки и копия кодекса Ордена, которую я взял в дорогу, чтобы как следует изучить.
Кодекс писали кровью, он был затянут магической сеткой непреложных клятв и обетов. В нем сотрудники Ордена и пациенты расписывались в соблюдении самых главных правил, нарушение которых каралось многолетним заключением в тюрьме, а то и казнью. Да-да. Пусть даже краеугольным камнем Сумрачной Вуали была некая целительская история, правонарушителей ждала страшная расправа.
Так, сотрудники ни при каких условиях не имели права подселять рёххов в себя – только если сами попадут в программу как пациенты и будут единогласно одобрены для подселения. Также запрещалось приближаться к характерным рёххам и как-либо вступать с ними в связь. Пациент вы или член Ордена, нельзя было обсуждать происходящее ни с кем, даже с самыми близкими родственниками. Возбранялось показывать кому-либо артефакт Объединения и тем более использовать его или копировать.
Все эти нарушения карались безжалостно. Когда ты поступал в Орден, то подписывался под правилами, и, если нарушал их – белки твоих глаз чернели, и все видели твою ложь. А еще эти клятвы распространялись на то, что у нас принято называть «стукачеством»: если бы ты узнал о промахе кого-то из коллег и не донёс об этом, твои глаза тоже сменили бы цвет.
В общем, это было не самое радужное чтение в не самых оптимистичных условиях!
Прахов дождь на острове Нчардирк вообще не прекращался, и я забыл, что такое сухая одежда. Я забивался под каменные навесы скал и там пытался разводить костры, но получалось далеко не всегда. Как я ни прислушивался, как ни подманивал рёхха, на стылых землях Нчардирка не было ни намека на нужную мне птичку слявкойли. У меня саднило горло, я охрип и замерз и в какой-то момент решил, что, наверное, надо сворачиваться, но…
Почуял далекий след рёхха.
Ура!
С новыми силами я рванул на охоту, подчиняясь чутью, отыскивая призрачные следы духа природы. Для меня они выглядели как мерцающие пятна, появляющиеся то на камнях, то на деревьях, то прямо в воздухе – их было видно, только если я определенным образом расфокусировывал взгляд, и они очень быстро таяли.
След рёхха привел меня в самую дикую часть острова – в долину Уркус-Файя. Она была похожа на страшный сон: в Уркус-Файе сплошняком торчали острые каменные скалы с глубокими проломами между ними, и все они постепенно становились выше, выше, пока не заканчивались хищным грязевым вулканом. Вулкан бурлил, далеко плевался валунами, иногда сбивая те или иные части скал и растущие на них каменные кедры. Мне казалось, я попал в другой мир.
А еще в бинокль я наконец-то увидел слявкойли!
Крохотная лазоревая птичка летала над долиной. Я попробовал призвать ее, но было слишком далеко. Тогда я поудобнее подтянул лямки рюкзака, поправил шляпу и полез по скалам вперед. Вскоре я окликнул птицу, но она, судя по всему, никогда прежде не видела человека с даром – и так испугалась, что рванула прочь, вновь увеличивая расстояние. Ругаясь и пытаясь объяснить ситуацию, я скинул тяжелую ношу и налегке бросился следом за ней. Отшельница слявкойли улепетывала, несясь впереди светлым пятном, я гнался за ней, оскальзываясь на валунах, долина Уркус-Файя ревела и сипела странными испарениями, и вдруг…
Вдруг вулкан заревел, зарычал, плюнул – и несколько мгновений спустя огромный камень сбил меня со скалы в черное ущелье, по ходу дела ломая и кроша мне кости.
Удар об острые камни. Бесконечная боль.
Темнота.
…Тилвас Талвани лежал на спине, захлебываясь кровью.
Небо было грязно-серым, бессмысленно-плотным. Как будто старый матрас висел над островом, и ошметки облаков были похожи на торчащие нитки. С неба сыпался мелкий дождь, похожий на порошок.
Тилвас не мог шевелиться.
Не было ни единого шанса, что кто-то найдет его на этой далекой земле. Разве что жители деревни через пару недель отправят поисковый отряд… Но будет поздно. Судя по крови, клокочущей в горле, ему осталось недолго.
Рука Тилваса непроизвольно дернулась, и он почувствовал под пальцами артефакт Объединения, лежащий в нагрудном кармане. Да уж… Штучка оказалась куда крепче его. Стоило соглашаться на такую работу – помочь кому-то выжить с помощью рёхха, – чтобы самому погибнуть.
Боги-хранители, как же глупо…
Он даже ничего не сделал в этой жизни. Едва успел
Можно плакать. Никто не увидит.
Небо как будто стало еще ниже. Зрение подводило; все расплывалось.