Орден Сумрачной Вуали

Мы вгрызлись в наш план, углубляя его, уточняя детали. Галаса Дарети не участвовала в обсуждении, занимаясь своими делами на кухне, но иногда приносила Тилвасу какие-то чашечки с зельями.

– Раньше пятницы я не выпущу вас из Лайстовица, – сказала она. – Я знаю, что твое время на исходе, Тилвас, но тебе нужно еще хотя бы несколько суток, чтобы восстановиться.

– Кстати, мы как-то забыли со всей этой кутерьмой про Алое братство, – нахмурилась я. – Они ведь должны отпустить воров и дать нам имя заказчика в обмен на колье, – я кивнула на ожерелье Льовезов, беззаботно сверкающее на подоконнике.

Бакоа фыркнул-кивнул в стиле: «Кто забыл? Никто ничего не забыл, Джерри!» Потом он подкинул яблоко, поймал его, с хрустом надкусил и обратился к целительнице:

– Пс, Галаса! Тут почта есть?

– В восьми милях отсюда есть небольшой городок.

– Супер. Отправлю Алым подарочек. И заодно, может, там продается лапша? – поморщился он, явно не вдохновившись фруктом.

– По почте, серьезно?.. – не поверил Тилвас.

– Я поставлю на коробке знак Рыбьей Косточки. Поверь, эту посылку они доставят с величайшими почестями, – осклабился вор. – И ответ нам тоже пришлют первым классом.

Потом Мокки подхватил колье и, небрежно крутя на указательном пальце что-то вроде трех миллионов сребров, пошел на улицу.

– Я пойду с ним, – вздохнула Галаса. – Хоть паучьи тропы и смогли вывести вас в Лайстовиц, остальные пути в мою долинау зачарованы и скрыты от чужих глаз. Если Бакоа выйдет – обратно не вернется.

– Так, может, оно и к лучшему! – прыснул Тилвас. – А если серьезно: просто покажи ему входную руну – и все.

– Нет уж, Талвани. Ключ к Лайстовицу я не доверю никому, пока это не станет вопросом жизни и смерти, – целительница покачала головой. – Это мой дом, Тилвас. Я слишком люблю его, чтобы показывать вход первому встречному.

– И не только первому: мне тоже до сих пор не показала, – сокрушенно вздохнул аристократ. – Беспощадная Галаса Дарети: никакого душевного тепла…

Галаса только хмыкнула.

Да, строг мой нрав, легионеры, но тем я и жива —

Прошу заметить: все мои «суровые»,

как вы кричите, меры —

Не действия, а всё же лишь слова, —

вспомнились мне слова одной старой пьесы при взгляде на целительницу.

Оставшись вдвоем, мы с Тилвасом начали расписывать наши дальнейшие перемещения. Мы упорно обходили несколько тем стороной: тему Дерека; тему меня-маячка и тему того, что первый этап нашего плана – полноценное подселение пэйярту – все-таки выглядит очень сомнительным, каким бы оптимизмом мы ни пытались его раскрасить…

Потому что кто гарантирует, что Белый Лис, покинув тело артефактора, согласится сразу в него вернуться?

21 Я посмотрю?

Oportet esse fortis: vide in oculis hostium.

«Будь смелым: загляни в глаза своему врагу».

Прошло три дня.

Мокки опять ушел охотиться на фазанов в ближайший лесок – это стало его хобби. Лайстовиц вообще вызывал у вора какие-то удивительно теплые чувства: Бакоа с удовольствием шлялся по окрестностям (принося беду местным птицам, конечно), а за ужинами смеялся и весело сверкал глазами. Галаса Дарети радовалась общительному гостю, а мне просто не верилось, что Мокки бывает таким нормальным.

С другой стороны, у человека случился первый отпуск за пять лет. Его можно было понять.

Алое братство сдержало обещание и назвало имя заказчика. Им оказался высокопоставленный чиновник из Ратуши. Но два дня назад он утонул. «Несчастный случай», – объявило Скальное ведомство. «Мы ни при чем!» – заверили ассасины. «Разбираемся, но идет тяжело!» – отрапортовали информаторы.

Значит, наш рёхх сидел еще выше… Плохо. Впрочем, пока мы как-то сместили фокус с разоблачения преследователей на подселение пэйярту.

Четверг клонился к вечеру. Я отправилась на пробежку. Проблемы проблемами, но для меня физическое благополучие всегда было базой, на которой выстраивалось все остальное. Так что я решила, что, какие бы подлянки мир ни совал мне под подушку, я буду упрямо и дисциплинированно придерживаться режима.

Я сделала несколько хороших кругов по долине, потом потренировала баланс и гибкость и, наконец, вернулась в деревушку раскрасневшаяся и решительная. Приняла душ и, несколько раз глубоко вдохнув-выдохнув для спокойствия, поднялась на второй этаж домика.

Там в светлой комнате, увешанной пучками разнотравья, у окна сидел Тилвас. На коленях у него лежала книга, но он не читал ее, вместо этого невидящим взором глядя в розовато-синее небо за распахнутыми ставнями. В глиняной чашке на подоконнике дымился горячий мятный чай. В четком профиле артефактора с растрепанными надо лбом волосами сквозила печаль, длинные пальцы машинально барабанили по кожаному книжному корешку. В мягком свете, заливающем комнату, было видно, как наравне с пылинками пляшут черные искорки, просачивающиеся из его медальона наружу. Утекающая грамм за граммом лисья душа.