— Погоди-ка… Уваров. Тот самый, который столичный многоженец? — поднимает бровь Вероника: — про которого газеты пишут, что он дескать архидемона изнасиловал?
— Он же представился, — говорит Настя и закатывает глаза: — ах, да, ты не слышала. Потому что переоценила свои силы и валялась на грязной земле как тряпичная кукла. Кроме того, слухи всегда преувеличивают.
— Сама швабра. — говорит Вероника: — что? Думаешь я забыла? Я — тормозная? Вовсе нет. Сама швабра.
— У тебя сложности с адекватным восприятием мира. — замечает Настя: — вот если у нас все получится, если мы на самом деле установим мир справедливости и общего счастья, после революции — я садовником хочу стать. А ты? Ты только и умеешь что убивать.
— Убивать тоже полезное умение. Всегда найдется кого убивать, — рассудительно замечает Вероника: — и потом, не доживем мы с тобой до светлого общества. Меня вот больше интересует этот Уваров, неужели у него и правда сорок жен, как у Али Бабы?
— У Али Бабы было сорок разбойников. И нет, у него их не сорок… вроде бы. Насколько я знаю, у Лопухиных говорили о том, что у него есть главная жена, некая Мещерская, вроде бы она с Денисьевыми в ссоре. Потом несколько девиц-рабынь из какой-то дальневосточной тирании, там, где к женщинам как к имуществу относятся. Он одну даже на вечеринку к Разумовским приводил, смуглая такая девица. — говорит Никанор: — а вообще, светские сплетни к делу не относятся. Давайте по плану, у нас впереди еще две остановки.
— А что по плану, — машет рукой Вероника: — останавливаемся у монастыря, черные валькирии убирают охрану и ломают ворота, входим внутрь, пускаем тебе кровь над… над чем? Что тут? Сердце?
— Сердце. В Сневеже — правая рука. — кивает Никанор.
— Так вот, режем тебя, пользуясь твоей благородной кровью рода Лопухиных, славные предки которых…
— Прекрати ему на больную мозоль давить, — снова вступается Настя: — заладила тут.
— Сама Праматерь Евдокия встает на помощь своим потомкам. — не обращая внимания на Настю, заканчивает Вероника: — и разносит к чертям половину Империи. Так же? Крики, вопли, хаос, революция. Из руин Империи возрождается республика, общество справедливости и добра. Где нет места предрассудкам и у одного мужчины или женщины — могут быть много жен или мужей.
— Кто о чем, а вшивый о бане. — фыркает Настя: — до чего же тебя этот брак волнует. Само по себе супружество или институт брака — это буржуазные предрассудки. Люди, которые любят друг друга — могут быть вместе невзирая на такие устаревшие моральные парадигмы. Мы революцию делаем не для того, чтобы Вероника Ломова могла замуж выйти, а для того, чтобы угнетаемые народные массы могли наконец зажить нормальной жизнью. Чтобы искоренить несправедливость и привести всех к равенству. Мир, где все равны перед законом, где нет разделения на бедных и богатых, где нет угнетения и эксплуатации, где люди любят друг друга, а голод, войны и болезни останутся в прошлом!
— Нет, ну ладно голод. Если не продавать зерно за границу, то всем хватить должно. Ладно войны, если нет неравенства, то и воевать люди не станут. Но болезни? — говорит Вероника и чешет затылок: — с болезнями ничего не поделаешь. Ты, Насть, Томазо Кампанеллу перечитала. Весь этот «животный магнетизм» и естественная энергия. Ты вообще в курсе что Кампанелла тоже менталист был? У вас у всех крыша едет потихоньку.
— Знаешь, что, товарищ Ломова? — перебивает ее Настя: — я вот не забыла, что ты к нам из СИБ попала. Замашки у тебя прежние, разделяй и властвуй. Ты в своей непотребности и желанию вина попить да на бок завалиться — сомневаться можешь. А в революции и светлом мире будущего — не моги! Миру будущего — быть! Иначе зачем мы сейчас в холодной машине трясемся? Зачем столько боли и страданий? Думаешь мне приятно глазки у валек выковыривать? Они же живые, тоже боль чувствуют. Это ты, бывшая следачка из СИБ, тебе пытки в радость, а я и Никанор — мы люди.
— Неправда, мне пытки не в радость. Кроме того, мы же не пытали их. Это им нужно было. Какой от них толк, если они человека атаковать не могут? — пожимает плечами Вероника: — это нужно было сделать, а революции в белых перчатках не делаются. Вот ты сама за светлый мир справедливости тут топишь, а ручки свои в грязи вымарать боишься. Почему-то твой светлый мир должны делать люди с грязными руками. Ну нет, так не выйдет. Лес рубят — щепки летят. Чтобы новый мир восторжествовал — сперва старый нужно уничтожить. И всех, кто с ним связан. Иначе смысла нет, иначе все вернется. Ты этих своих бедняков видела? Да они не хотят свободы, они хотят сами рабов завести. Их нужно как Моисей — по пустыне сорок лет водить, чтобы старое поколение рабов умерло. Свободное общество могут построить только свободные люди. Вот как я.