Куруми до боли прикусила губу. Она смотрела в глаза Элриона, ища в них ответ на его же вопрос, и не находила. Взгляд эльфа был холоден, холоднее колдрокской зимы, и остёр, острее стальных когтей на его перчатке. Этим взглядом он будто мог разрезать душу эльфийки, оставив на ней глубокие болезненные раны.
— Я не знаю, — тихо сказала она, пряча глаза.
— Врёшь, — голос Элриона был так же холоден, как и его взгляд. — Ты знаешь, ты уже сделала выбор, и это тебе страшно признать.
Куруми ещё сильнее прикусила губу, ощущая во рту металлический привкус крови. Пальцы её так крепко сжали край одежды, что костяшки на них побелели, а рука начинала неметь.
— Предать Елену — это твой выбор из двух «не правильных» вариантов? — спросила она охрипшим, совсем не похожим на её обычный голосом.
— Вроде того, — тон Элриона смягчился, в нём пусть всего на секунду, но промелькнул отголосок прошлой боли, — но мне всё же было проще.
— Почему? — несмело спросила Куруми, всё же осмелившись поднять на тёмного эльфа глаза, чтобы опять встретиться с ним взглядом. На лице его уже не было того холодного выражения, оно сменилось печальной полуулыбкой.
— Потому что у нас, тёмных эльфов, в крови умение предавать тех, кто нам дорог.
***
Ведьмина топь исчезала. За белой завесой из падающего снега её практически не существовало, лишь призраки низеньких домиков едва-едва проглядывали сквозь плотную вязь начинающейся метели. Единственным тёмным пятном в этом призрачно-белом мире была ровная водная гладь, похожая на чёрное зеркало. Этого зеркала почти не коснулось холодное дыхание надвигающейся зимы, лишь у самых краёв, где земля соприкасалась с водой, виднелся тоненький слой стеклянно-хрупкого льда. В чёрных зеркальных водах болота воин видел себя.
Себя ли?
Он не был уверен, кто на самом деле является неясной фигурой, смотрящей на него из темноты. Это он? или его брат-близнец? От этого непонимания становилось жутко.
Лен помнил, что в детстве, в очень раннем очень далёком детстве, воспоминания о котором были нечёткими и обрывистыми, он не отличал себя от своего брата. Если кого-то из них звали по имени, то они отзывались оба. Если один из них чувствовал что-то, то и другой чувствовал то же самое. Как человек, смотрящий в зеркало, не отличает себя от своего отражения, так и они не отличали друг друга. Всё было просто. Есть я, и есть другой я. Потом это понятие немного видоизменилось, всё стало немного иначе. Есть я, и есть другой я, такой же я, но другой. Спустя ещё некоторое время они осознали, что один из них носит имя Ноэ, другой — Лен. После обретения имён они начали отличать себя от другого себя, но связь всё ещё была крепка. Была. Пока однажды не произошёл раскол.
Лен не знал, что случилось тогда (хотя теперь начинал догадываться), но в Ноэ что-то изменилось. Что-то такое, что заставило их стать разными. Абсолютно разными. Противоположными.
Лен долго делал вид, что ничего не замечает и не понимает. Прятал за напускным весельем страх. Однажды он так заигрался, что сам себе поверил. Поверил в то, что действительно ничего не понимает, не замечает, не видит. Ведь зачем что-то понимать, если можно веселиться и дурачиться?
Многие, глядя на близнецов воинов, не могут их различить. Глядя на одного из них, они судорожно пытаются понять, кто же сейчас перед ними. Кто из них? Ноэ? Лен? Кто же? Незнакомым или малознакомым людям они могут казаться копиями друг друга, отражениями. Многие ошибочно полагают, что не только внешность, но и мысли, чувства, души у них точные копии. И это самая большая ошибка, которую только можно допустить.
Лен тяжело вздохнул, вглядываясь в тёмную фигуру, отражённую в воде. Из темноты болотных вод на него смотрел Ноэ. Только теперь Лен понял, что же их разделило тогда, очень-очень давно.
Осознание.
Однажды — Лен мог лишь предполагать когда и как — Ноэ узнал, что является драконьим потомком, а сам Лен этого не знал. Столько лет не знал. Он чувствовал, что что-то не так, ощущал тонкую зеркальную стену разделяющую их. Лен жил на светлой стороне зеркала, Ноэ — на тёмной.
Недавно зеркало треснуло.
— Пошли домой, холодно, — голос брата раздался совсем рядом, на секунду Лену показалось, что это его собственный голос.
Он резко обернулся и встретился взглядом с Ноэ. Тот стоял совсем рядом, реальный и живой, совсем не похожий на тёмное отражение в болоте, волосы его были припорошены снегом, а нос и щёки покраснели от холода, и Лену это показалось достаточно забавным. Как ни странно, он почувствовал приближение Ноэ, поэтому даже не удивился увидев его рядом. Такого с ним давно не случалось.
— С этим можно жить, знаешь ли, — словно прочитав мысли брата сказал Ноэ.
«С осознанием того, что ты драконий потомок, можно жить» — мысленно дополнил фразу Лен.
— Тогда почему ты сразу мне не сказал? — по мимо воли в голосе Лена всё же прозвучала обида.