В конце апреля 1399 года государь Сахибкиран, как теперь его звали все, въехал в пределы Самарканда, а 27 апреля, хромая пуще прежнего, вошел во дворец Дилькушаи, только что достроенный в центре гигантского сада удивительной красоты. Именно в этом саду год назад он решил двинуться в сторону Индии. Позади были реки крови; и сотни тысяч трупов, иссеченных мечами его отважных бахадуров, легли в землю. И были несметные богатства, на которые он мог бы купить еще несколько великих армий и бросить их на своих истинных врагов, которые затаились на западной стороне от его царства. Скоро придет их время, знал Тимур! Ни на минуту он не забывал о них! Особенно о проклятом Баркуке, перебившем его посольство. И о Тохтамыше, пытавшемся вернуть престол Золотой Орды. Разумеется, чтобы вновь двинуться в Азию! Тем временем из Сирии долетела счастливая весть – мамлюкский султан Баркук внезапно умер, и египетский трон занял его тринадцатилетний наследник, сын Фарадж, при котором сразу же вступили в борьбу несколько дворцовых группировок. Государство воинственных мамлюков дало столь долгожданную трещину.
Лежа на подушках в саду Дилькушаи, Тимур размышлял сам с собой: воистину, Аллах благоволит ему! Государь морщился от боли в колене, но искренне веселился душой: иные враги падают сами, как переспевшие плоды, даже не надо трясти дерево! Из серьезных противников на западе оставался только один человек – турецкий султан Баязид Молниеносный, опытнейший полководец своего времени, который не так давно разгромил крестоносцев в битве при Никее и теперь претендовал на абсолютную гегемонию во всем обширном средиземноморском регионе. Тимур знал наверняка: рано или поздно, но им придется выяснить отношения.
Глава четвертая
Схватка с Баязидом Молниеносным
Прекрасен город Бурса, столица Османской империи! Он пышно раскинулся под зеленой горной грядой Улудаг, в трех фарсахах от побережья Мраморного моря. Но особенно красива Бурса, если смотреть на нее из окон султанского дворца! Вот она, благословенная и грозная столица, одна из первых столиц мира, с прекрасными мечетями, дворцами вельмож, богатыми рынками, роскошными греческими банями, которые так полюбились захватчикам-туркам, и белыми домами правоверных мусульман. Еще сто пятьдесят лет назад это был древний греческий город, принадлежавший Византии, а теперь вот – турецкий. Кто смел, тот и съел. И не бывать другим законам в подлунном мире!
Было раннее летнее утро, с сотен минаретов завывали громкоголосые муэдзины, приглашая верующих на молитву. Слуги только что одели своего султана в халат, и он, длиннобородый, с лицом заносчивого владыки, подошел к распахнутому настежь окну. Все радовало его – и теплое утро, и пара юных наложниц в постели, ублажавших его всю ночь и теперь мирно спавших, и пение муэдзинов, которые ходили вокруг башен и перекликались друг с другом и с небесами, как птицы в райском саду, но больше всего радовало турецкого султана то, что огромная часть подлунного мира лежала у его ног.
– Какие новости? – спросил он у секретаря, который ждал этого вопроса. – Есть вести из Константинополя?
Тот поклонился.
– Есть, государь. Наши сторонники, правоверные мусульмане, приходили к басилевсу[37]
с дарами и вновь просили у него, чтобы он не мешкал долго, не ждал штурма, а открыл ворота для твоей армии и стал тебе верным слугой.– На все воля Аллаха, – философски заметил Баязид. – Если басилевс окажется мудр, то рано или поздно откроет ворота столицы, которая только у него и осталась. Если будет очень мудр, сам выйдет ко мне с подарками. Если на него сойдет благодать Бога, то он примет ислам, что я ему уже предлагал не единожды. А если он будет артачиться, как старый греческий баран, все рано или поздно закончится штурмом и большой кровью. Глупые крестоносцы уже поплатились за смерть моих солдат, поплатится и басилевс жизнями своих презренных ромеев. Аллах тому свидетель!
Он счастливо вздохнул и зажмурился на ярком утреннем солнце, гревшем так нежно, выставив вперед долгую бороду, в которой уже пробивались серебряные нити.
Баязид Молниеносный был султаном молодой Турецкой империи уже десять лет. Путь к трону он проложил одним ударом меча.