Орджоникидзе

Новых встреч с Орджоникидзе анархисты избегали. Они больше не присылали ему открыток, любезно напоминавших, что "дух разрушающий есть дух созидающий". И бомб никто не доставлял в вестибюль "Палас-отеля". Гостиница да и весь город приобрели настолько благопристойный вид, что из Москвы пожаловали гости. Сразу три главных лидера партии левых эсеров — Камков, Карелин и Штейнберг. Им вдогонку еще двое не менее знатных — Саблин и Одоевский.

Первыми нанесли визит Серго, передали приветы от общих знакомых. Но доброжелательные собеседники готовили взрыв. Едва открылся съезд Советов Донской республики, как лидеры эсеров призвали отказаться от Брестского мира, начать "священную революционную войну". Благо немцы перешли границы Украины, подбирались к Таганрогу.

Эсерам поспешили протянуть руку "левые коммунисты". Их духовный наставник Сырцов демонстративно обнял Камкова. Председатель съезда казак Федор Подтелков не в очередь дал слово Серго. встретили не весьма приветливо. Посыпались реплики насчет кожаного костюма комиссара и маузера в деревянном футляре на ремне. Серго не остался в долгу, бросил несколько острых слов и перешел к делу.

— Товарищ Камков, наш неожиданный гость, в своей речи на все лады доказывал, что Брестский мир никуда не годится. Я вполне согласен с ним. Но я земной человек, витать в облаках не умею и потому прошу товарищей Камкова и Карелина ответить нам: где у них полки, оружие, батареи, в каком положении транспорт?.. Гости спрашивают, что у нас: мир или война? Я не боюсь: скажу, у нас плохой и скверный мир, а все-таки мир. Благодаря этому миру мы имеем пока свободным красный Петроград.

Взрыв, задуманный лидерами левых эсеров, не состоялся. Съезд внушительным большинством — 348 делегатов "за", 106 "против" — одобрил Брестский мир. Посланцы рабочих Дона, казачьей бедноты, иногородних крестьян вынесли свое решение:

— Мирную передышку приветствовать, в вооруженный конфликт с Германией не вступать. Если же чужеземные силы вторгнутся на суше или на море в пределы Донской республики, то ни перед какими жертвами не останавливаться.

Тотчас же отозвался Ленин.

"Особенно горячо присоединяюсь, — телеграфировал Ильич президиуму съезда, — к словам резолюции о необходимости победоносно закончить разрастающуюся на Дону борьбу с кулацкими элементами казачества. В этих словах заключается самое верное определение задач революции. Именно такая борьба и по всей, России стоит теперь на очереди".

В последних числах апреля Серго вынужден был передать по прямому проводу в Москву: "Германцы, несмотря на все принятые меры, границы перешли".

На правах руководителя чрезвычайного штаба[59] Орджоникидзе приказал батальонам, сформированным из рабочих Ростова и Таганрога, из шахтеров Александрово-Грушевска и революционных казаков, "вести войну оборонительную и дипломатическую. Вдоль границы выставить заслоны, вырыть окопы, а впереди с белыми флагами — пикеты".

Сам Серго во главе мирной делегации направился к командованию оккупационных войск. Он намеревался заявить протест против вторжения в Россию — захвата Таганрога, испокон русского города. Возле станицы Армянской Орджоникидзе со всей делегацией, шедшей под белым флагом, был захвачен немецким патрулем. Под конвоем парламентеров отправили в Таганрог, объявили чуть ли не военнопленными. Серго шумно негодовал.

Окончательно Серго разъярился, когда немецкий комендант передал ему приглашение атамана Войска Донского Петра Николаевича Краснова. Возможно, генерал, только что возведенный немцами в ранг вершителя судеб казачества, вовсе не хотел травить старые раны. Серго без напоминаний все вспомнил: осень 1917 года, Царское Село, казаков, доставивших к "старшему над большевиками" обезоруженного, смертельно напуганного генерала.

Протесты все-таки возымели действие. Орджоникидзе освободили. Он получил возможность отвести душу — участвовать в боях под Ростовом пятого, шестого, седьмого мая. Около полудня восьмого Серго в окровавленной, грязной одежде забежал в "Палас-отель" за Зиной. Отправил ее с одним из последних санитарных поездов за Дон — в Батайск.

В Ростов с трех сторон входили немцы, казаки Краснова, гайдамаки гетмана Скоропадского.

…Серго спешил.

Он почти не сомневался: таинственное исчезновение золота — сотни тысяч золотых десяток, аккуратно зашитых в небольшие холщовые мешочки, — валюты и других ценностей банков Ростова и Екатеринодара — работа левого эсера Петренко, самовольно снявшего свой отряд с фронта.

— Прибавьте ходу! — попросил Серго машиниста паровоза.

В Батайске железнодорожники подтвердили: