Орджоникидзе

Позднее Асланбек Шерипов доверительно рассказал Серго, что мулла — член чеченской делегации — смекнул, крикнул: "Ля Илляха иль Алла!"[64] раньше законного часа…

Новый взрыв вызвало предложение присяжного поверенного Карапета Мамулова:

— Во имя всего святого я призываю — возьмем в руки пальмовую ветвь мира! Заслушаем доклад всеми уважаемого чрезвычайного комиссара о текущем моменте после того, как будут приглашены достойные представители Моздокского казачье-крестьянского совета.

На Тереке знали: за деньги Мамулов возьмется за любое грязное дело. Адвокаты посолиднее старались не подавать ему руки. Все-таки сейчас Мамулова многие поддержали.

— Правильно! Мир! Послать делегацию!

Не было недостатка и в возгласах другого порядка:

— Холуй Бичерахова! Провокатор! Не пустим на съезд бичераховцев!

Поднял руку Серго.

— Я думаю, надо послать делегатов в Моздок и пригласить бичераховцев сообща обсудить положение на Тереке.

В душе Орджоникидзе был уверен, что мирная делегация вернется ни с чем, соглашение с Бичераховым невозможно. Серго имел в виду другое, крайне важное: необходимо показать населению истинных виновников гражданской войны.

В Моздок мятежники мирную делегацию не пустили. Ей предложено было ждать ответа в Прохладной. Наконец Бичерахов смилостивился:

— Мои условия простые. Два пункта. Арестовать чрезвычайного комиссара и всех его владикавказских коллег. Снять замки с орудий. Больше ничего!

Несколькими часами раньше Орджоникидзе узнал от председателя Грозненского Совета Николая Гикало, что в ближайшей к городу станице скапливаются казачьи сотни. На нефтяных промыслах участились поджоги. "Косоротая лисица" собиралась проглотить сразу оба терских города.

С сенсационным предложением к Серго явился владикавказский городской голова Цирульников. Несколько недель он пропадал в Тифлисе, теперь внезапно вернулся.

— Я уполномочен весьма авторитетными лицами, — торжественно заявил Цирульников, — сделать вам выгодное предложение. Вы можете получить гарантии. Вам будет сохранена жизнь.

Орджоникидзе перебил:

— Скажите, городской голова, вы сомневаетесь, что каштаны украшают город?

Цирульников ошалело:

— Да, да! Конечно, каштаны очень украшают город… Однако же я вас не понимаю. Цель моего визита…

— Разве не ясно? — Серго встал. — На бульваре много поврежденных деревьев. Кое-где каштаны совсем вырублены. Какой же вы к черту городской голова? О каких гарантиях с вами можно говорить?! Разве что после того, как вы приведете в порядок бульвар на Александровском проспекте и парк над Тереком. Я проверю.

Более круто Орджоникидзе обошелся с Фальчиковым, когда тот на заседании съезда принялся притворно жаловаться на "незаслуженные обиды, постоянно причиняемые маленькой, самоотверженной группе социал-революционеров".

Серго плечом отодвинул хорунжего в сторону. В полный голос сказал:

— Я с этой трибуны заявляю, что Бичерахов — контрреволюционер, провокатор. Все, кто его поддерживает, — негодяи.

Фальчиков легонько ударил по коленке урядника Звягина. Тот вскочил, расправил бороду, без запинки отчеканил:

— Представитель центральной советской власти, чрезвычайный комиссар Юга России Орджоникидзе допустил непристойную брань по адресу казачества, чем оскорбил съезд. Мы требуем от гражданина Орджоникидзе принести свои извинения перед съездом!

Аплодисменты, негодующие крики, гортанные возгласы горцев — все перемешалось. Опрокидывая стулья, грохоча сапогами, к трибуне бросились десятки разгоряченных людей. Заблестели кинжалы. Серго завладел колокольчиком, потребовал тишины.

— Я говорю открыто. У меня всегда хватит мужества подтвердить то, что я сказал. Я заявляю, что не оскорблял трудового казачества. Если вы хотите сорвать съезд, то для этого не надо искать причины в Орджоникидзе. Я сказал, что Бичерахов — провокатор, негодяй и все, кто с ним, — негодяи. Вот мои слова! А трудовое казачество я не оскорблял и оскорблять не буду… Если трудовое казачество скажет, чтобы я извинился, ибо оно поняло мои слова как оскорбление, нанесенное лично ему, то я извинюсь. Но перед Бичераховым и его приспешниками Орджоникидзе, если бы ему даже пришлось болтаться на веревке, все-таки извиняться не будет!

Закончилось заседание совсем мирно. Директор Народного клуба, в недавнем прошлом кузнец железнодорожных мастерских Федор Серобабов, пригласил делегатов на премьеру пьесы "Волки и овцы". Спектакль понравился. Актеров шумно приветствовали, долго не отпускали. Разошлись около полуночи.

Кто жил в рабочих слободках за Тереком, уже не смог добраться до дому. К мостам не подпустили патрули полковника Беликова.

На углу, возле гостиницы "Бристоль", Серобабова и председателя городского Совета слесаря Камалова, возвращавшихся со спектакля, схватили казаки. Обоих узнали. Тут же зарубили.

Цокали копыта по деревянным настилам городских мостов. Из предрассветной сгустившейся черноты с гиканьем выносились казачьи сотни и артиллерийские упряжки. Подтягивались офицерские роты полковника Соколова, друга детства Бичерахова.