— Обрыв на реке, говоришь… — бормотал Учитель. — Это нам подошло бы, только где его взять? Эх, на Пинеге надо было, там обрывы хороши. Ладно, поищем. Чего-чего, а воды тут вокруг много…
…И дальше они пошли чудно́. Чуть где виднелась вода — река ли, озеро ли — Симпей сворачивал с дороги. Если был обрывистый берег, рассматривал его, иногда спускался вниз и проверял, глубоко иль нет. Но всё ему было не так. Ворчал, что либо обрыв не такой, либо под ним мелко. Возвращались на дорогу, шли дальше.
Назавтра — то же самое.
Он и встречных спрашивал: нет ли где вблизи обрыва, и чтоб под ним омут? Люди удивлялись: на что тебе? «Покреститься хочу из своей татарской веры в русскую, — объяснял им Симпей. — А магометанская вера цепучая, надо с обрыва в воду сигать». После такого объяснения все охотно советовали, и Учитель с ученицей шли, куда сказано, но на деда было не угодить. То ему невысоко, то неглубоко.
У одного мужика, везшего на базар продавать всякую льнину, Симпей зачем‑то купил два мешка и веревок.
Ката на всё это смотрела, предчувствуя нехорошее, но вопросы задавать скоро перестала — дед на них не отвечал.
На третий день посреди огромного-преогромного поля встретили пастуха с козами.
— Эк тя порато котышкат‑то, татарин, — удивился мужик небылице про крещение. — На кстины покличешь?
Ката выросла среди московских и говорила тоже по‑московски, но северный говор знала. Перевела дедушке:
— Ишь, говорит, как тебя, татарин, расщекотало‑то. На крестины позовешь?
— Позову, позову. Есть тут хороший обрыв или нет?
— А вона, по‑за островом, — показал мужик на темневшую вдали кромку леса. — Там Плесцы-озеро, на ём плесо, речка втекат. Береня высоки, под имя глыбко.
— «Остров» — это лес, за ним озеро Плесцы, в него впадает речка. Берега высокие, под ними глубоко.
— Ну пойдем, посмотрим, что за Плесцы такие, — сказал Симпей, поблагодарив пастуха.
Ладно, пошли к «острову».
Лес вывел к небольшому озеру, в которое действительно впадала речка. Берег Симпею понравился, он был плавно-обрывист, то есть обрыв поднимался постепенно: сначала в пару аршин, потом в сажень, дальше — выше.
Дед полез в воду — довольно крякнул. Прямо под отвесом озеро было глубокое, не достать дна.
— Здесь и полетаем, — объявил.
— Не страшно вниз смотреть? — спросил он, подведя Кату к кромке в самом низком месте.
— Смеешься? — удивилась ученица. — Тут высота меньше моего роста.
— Прыгай. Холодной воды ведь ты не боишься?
Она прыгнула, ушла с головой, вынырнула.
Уф, студено!
— Вылезай, — велел сверху Учитель. — Вот там ухватись за корягу и карабкайся.
Она снова поднялась к нему, по‑собачьи встряхиваясь.
Симпей взял ее за руку, отвел на несколько шагов, где берег поднимался чуть выше.
— Гляди вниз. Страшно?
Ката посмотрела — поежилась. Высота была с сажень.
— Ладно. Спустись немножко. А отсюда?
— Вроде ничего…
— Прыгай.
Опять вылезла.
— Встань на шажок повыше… Не боишься? Прыгай. Я пойду, поищу хороших жердей, а ты давай сама. Прыгай каждый раз на один шаг выше. И так до самого высокого места.
Он показал туда, где берег вздымался круче всего, сажени на три. Ката зажмурилась и не стала больше в ту сторону смотреть. Там, где она стояла сейчас, коли сравнивать, было нисколечко и нестрашно.
Так оно дальше и пошло.
Вынырнула, подплыла к месту, где из земли торчит коряга, вылезла, вскарабкалась, встала чуть выше — прыгнула.
И снова, и снова. Раз тридцать так сделала, а потом вдруг спохватилась — обрыв опять книзу пошел. Оказывается, самое высокое место она уже миновала, а испугаться забыла.
Дедушка сидел в сторонке. Сначала что‑то мастерил из деревяшек, потом просто смотрел.
— Ну как? — спросил.
— Нестрашно. А только какая тут высота? У Авенира из башни и то выше.
— Это только начало. Скоро ты у меня птицей полетишь. Это вот крылья.
Он поднял с земли деревянную раму, на которую с двух сторон были натянуты льняные мешки.
— Называется
Ката не поверила:
— Неужто? Просто разбежаться — и полетишь?
— Просто разбежаться — свалишься. Скорости мало. Надо разбежаться так, как одними только ногами не получится. Не хватит и копыт. Помнишь, я говорил тебе про искусство
Он поднял с земли две толстые жердины — не сказать чтоб длинные, аршина в полтора каждая, с приступкой посередине. Прикрутил их к ногам, легко поднялся, сделавшись на две головы выше Каты.
— Подай‑ка крылья.
Просунул руки в петли. Распрямился.
Как чучело на огороде, подумала она и хихикнула.
А дедушка вдруг как‑то очень легко взял с места, понесся здоровенными скачками всё быстрее, быстрее — да прямо к обрыву, да оттолкнулся, да как взлетит! По воздуху, по‑над озером, по‑журавлиному! Ничего вроде и не делал, лишь легонько поводил своими мешковинными крылами вправо-влево — и парил, парил!
Ката завизжала от восторга, запрыгала на траве.
Чудо! Чудо!