Ореховый лес

Вокруг дороги росли зеленые кусты. Я попробовала очистить разум и отдаться чувству направления, выведшему меня на дорогу, но это получалось с переменным успехом. Мне всегда из рук вон плохо давалась медитация, как бы часто Элла ни заставляла меня ее практиковать. Почувствовав запах соли в воздухе, я чуть было не последовала за ним – где-то совсем недалеко было волшебное море. Но сопредельная интуиция, проснувшаяся у меня внутри, отчетливо сказала, что мне туда не надо.

Один раз среди деревьев я увидела женщину, которая шла как во сне. Это была красавица в платье цвета крови. Ее полуприкрытые веками глаза скользнули по мне без малейшего интереса, однако она слегка кивнула мне головой. Это наполнило меня глупой тщеславной радостью. Как будто один водитель за рулем «Тойоты Prius» кивает другому, сказала я себе – но тут было что-то большее. Со вчерашнего дня кое-что изменилось: я перестала чувствовать себя чужой. Когда дорога внезапно начала спускаться, и мои ноги утонули в густой траве, усыпанной бело-розовыми соцветиями, мои глаза узнали и эту поляну, и эти цветы. Когда я наткнулась по пути на спящего мальчика в белом, прижимавшего к себе серебряное зеркало, я словно бы ожидала встретить его. Воздух вокруг него казался плотным от магии, мерцавшей над спящим, как мираж над раскаленным асфальтом.

Я миновала несколько домиков, зеленую палатку типа армейской для любой погоды и шалаш из цветущих ветвей. В шалаше сидели двое длинноволосых детей, которые проводили меня безнадежными взглядами. Я ускорила шаг, думая, что они наверняка персонажи, но, когда они пропали из вида, я уже не была в этом так уверена. Когда же я увидела таверну в тюдоровском стиле, стоявшую на поляне некошеной высокой травы, толком не знаю, любопытство или инстинкт заставили меня остановиться.

Судя по солнцу, еще не было и полудня, но в кабаке уже почти не осталось свободных мест. Когда я вошла внутрь, взглянуть на меня повернулось меньше половины голов.

Без малейших сомнений, это был бар беженцев. Посетители выглядели как небогатые туристы в холле европейского хостела вперемешку с участниками средневекового фестиваля. Я видела кеды-«конверсы», рюкзаки, домотканые юбки и голубые джинсы. Девушка в тунике вроде моей держала в руке старую модель раскладного мобильника, поглаживая его пальцем, как будто это было волшебное движение, призывавшее удачу.

Бармен, крупный мужчина в африканской рубашке и с впечатляющей бородой, насвистывал песню «Битлз», когда я протолкалась к барной стойке.

– Привет, – сказал он. – Что будем брать?

У него интересный акцент, подумала я. Французский. С налетом сопредельного.

– А что у вас есть?

Он окинул меня голодным взглядом.

– Новенькая, так? – голос у него был громкий, и я заметила пробуждение интереса к себе, пробежавшее волной по остальной публике. – Для тебя есть кофе, настоящий кофе, только если ты можешь заплатить.

Мои руки автоматически метнулись к совершенно пустым карманам.

– Не деньгами, – пояснил бармен. – Информацией.

– Информацией о чем? – осмотрительно спросила я.

Он поднял черную бровь и облокотился о стойку. Внешне он сам мог бы сойти за персонажа, но воздух вокруг него был обычным, жидким и прозрачным, и пах он исключительно пивом и потом.

– О мире, конечно. О нашем мире.

Руки у меня, по счастью, были в перчатках, а рукава – полностью раскатаны.

– Что бы вам хотелось узнать?

– Для начала – из какого ты года. Потом я предложу тебе любой напиток за счет заведения за каждую песню, написанную после 1972-го, которую ты сможешь исполнить от начала до конца. И любое блюдо из меню – за каждую песню, которую ты споешь мне под запись.

– Дай ей передохнуть, – из-под стойки вынырнула голова второго бармена – золотоволосой женщины, которая до того что-то убирала внизу, а теперь распрямилась. – Новое правило заведения: не докапываться до вновь прибывших до их вторичного появления в баре.

Барменша ободряюще мне улыбнулась. В традиционном немецком платье с облегающим лифом, подчеркивающим ее груди, и широкой юбкой она выглядела девушкой с этикетки пива «St. Pauli Girl».

– Первый напиток – за счет заведения, новенькая, – сказала она.

– Только не кофе, – заспорил бородач. – Кофе я храню для сделок.

– Как скажешь. Чай сгодится? – не дожидаясь ответа, она развернулась и стала наполнять чашку. Чай оказался прозрачной жидкостью, зеленоватой, как газировка «Mountain Dew», пах сосновыми иголками – но в целом был приятен на вкус.

– Спасибо, – поблагодарила я, стараясь не пялиться на ее полуобнаженную грудь, приподнятую лифом. Второй бармен даже не старался и пялился в открытую, когда она перепрыгнула через стойку и начала собирать кружки и тарелки с шатких столиков. А потом обратился ко мне:

– Нет, я серьезно. Какой там год?

Я сказала, и у него отвисла челюсть.

– Ого, – храбро сказал он. – Неслабо. У тебя есть с собой какие-нибудь книжки?

Барменша расслышала его и закатила глаза, исчезая за задней дверью со стопкой посуды.