Орел-Девка

 Маленькое стадо живо было собрано, молочная посуда уложена -- и все тронулось въ путь. Валли шла молча. Мускулы лица ея были страшно напряжены, губы сжаты, а сдвинутыя густыя брови образовали грозную складку, хорошо напоминавшую отца. Дѣвушка быстро шагала впереди стада; крѣпкія ноги ея оставляли глубокіе слѣды по снѣгу, и чѣмъ ниже она спускалась, чѣмъ все болію и болѣе прибавляла шагу, такъ что батракъ съ козами и овцами еле поспѣвалъ за ней. Тамъ, гдѣ спускъ былъ слишкомъ крутъ, Валли съ размаха всаживала желѣзный наконечникъ посоха въ землю и молодецки прыгала внизъ. Только одинъ Ганзль и могъ слѣдовать за ней, перелетая широкія трещины и зіяющія бездны. Частенько случалось, что работникъ и стадо совсѣмъ пропадали гдѣ-то въ туманѣ, тогда Валли пріостанавливалась на минутку, ждала пока они снова покажутся; батракъ указывалъ ей путь -- и она опять устремлялась впередъ, не зная устали, какъ будто летѣла спасать человѣка отъ неминуемой смерти.

 Но вотъ выбрались они изъ области снѣга. Вонъ и Вентъ уже видѣнъ внизу... Та же картина представилась ей, какъ шесть мѣсяцевъ тому назадъ, когда она отправлялась въ горы, но теперь картина эта, неосвѣщенная лучами майскаго солнца, была такой тусклой въ мертвяще-осеннемъ холодномъ воздухѣ. Работникъ посовѣтовалъ отдохнуть въ Вентской деревушкѣ, но Валли не соглашалась на это, хотя онъ и увѣрялъ, что сами они и скотинка пропадутъ, если не сдѣлать получасоваго роздыха.

 -- Если хочешь -- отдыхай тутъ, а я пойду дальше. Дорога мнѣ теперь извѣстна, сказала дѣвушка и прибавила:-- если спросятъ, куда я пошла -- ты скажи тамъ, что я пошла къ Люккардъ!..

 И она опять зашагала. Вѣрный спутникъ, преданный Ганзль, кружился надъ ней, помахивая на нее крыльями. Онъ уже могъ теперь летать куда угодно, такъ какъ Валли не подстригала больше ему крыльевъ. Вотъ достигла она того мѣста, гдѣ старушка Люккардъ попрощалась съ ней и пошла домой... Да, старушка Люккардъ!.. Валли и теперь такъ ясно видѣла, какъ шла эта старая женщина и утирала слезы передникомъ... Вотъ, машетъ она ей на прощанье своими желтыми, костлявыми руками... Серебристыя пряди волосъ выбились изъ-подъ чепчика и развѣваются по вѣтру... Будучи въ почетѣ и силѣ въ домѣ Штроммингера, Люккардъ состарилась на своей службѣ -- и вдругъ дожить до такого позора -- позора на такую сѣдую, почтенную голову!.. И Валли такъ легко разсталась съ нею, даже плакать ей запретила, грубо высвободилась изъ объятій старушки, которая, глубоко горюя, не хотѣла ее выпустить... Какъ же это она тогда совсѣмъ ничего не предчувствовала? Отчего ей въ голову не пришло, на какую жизнь она оставляла безсильную, подначальную женщину, которой придется изъ-за нея же претерпѣть бѣду, быть такъ опозоренной!..

 Дѣвушка понеслась еще шибче, какъ будто надѣялась нагнать еще Люккардъ -- шесть мѣсяцевъ тому назадъ проходившую тутъ.... Холодно было, а лобъ Валли покрылся потомъ, -- то было отъ жгучаго нетерпѣнія поскорѣе заявить свою признательность старушкѣ, отдѣлаться отъ гнетущаго долга. Валли чувствовала, какъ горячія слезы готовы были брызнуть изъ ея глазъ... Передъ нею то и дѣло мелькала фигура тихо плачущей Люккардъ: вотъ она, вотъ -- медленно движется по тропинкѣ, а Валли бѣжитъ къ ней, но разстояніе между ними не уменьшается... Далеко онѣ другъ отъ дружки -- и ей никакъ не догнать ее!....

 Дѣвушка должна была наконецъ перевести духъ, пріостановиться. Смахнувъ капли пота со лба и стеревъ слезы, она послѣ короткаго отдыха снова устремилась впередъ.

 -- О, погоди, Люккардъ, постой же! Вѣдь я бѣгу, бѣгу! почти шептала Валли, задыхаясь и думая успокоить себя этими словами.