Орел-Девка

 Эти ужасныя слова заставили Іосифа вздрогнуть, но онъ все еще сомнѣвался, не хотѣлъ вѣритьне въ припадкѣ-ли безумія она проговорила это?..

 Онъ былъ уже на ногахъ и съ ужасомъ глядѣлъ на нее.

 Валли, стоя на колѣняхъ, обняла его ноги и зашептала:

 -- Я любила тебя, Іосифъ! Полюбила я тебя, какъ только увидѣла, съ первой встрѣчи... И вотъ, изъ-за любви этой отецъ прогналъ меня на Гох-Іохъ; любя тебя, я подожгла тогда отцовскій домъ; любя тебя, три года пробыла я въ горахъ, голодала, зябла среди ледниковъ и готова была умереть, замерзнуть -- только-бы не быть женой другаго... Одна лишь ревность заставила меня такъ худо поступить съ Афрой -- вѣдь я была увѣрена, что она твоя возлюбленная; я думала, что она отрываетъ тебя отъ моего сердца!... Ну, и пришелъ ты ко мнѣ, наконецъ... Да, долго, страшно долго ждала я этой минуты!... Ты на танецъ пригласилъ меня, женихомъ явился... Я боялась, какъ-бы сердце отъ радости не разорвалось!... Вотъ, думала я, обнимешь ты меня, поцѣлуешь какъ свою невѣсту, а ты... на глазахъ у всѣхъ опозорилъ меня!... За любовь мою вѣрную, за всѣ муки, перенесенныя мною изъ любви къ тебѣ, за все, что я выстрадала -- ты срамомъ, стыдомъ отплатилъ мнѣ... Ну, тутъ ужъ я свѣта не взвидѣла, въ головѣ у меня помутилось -- и я сказала Викентію, чтобы онъ покончилъ съ тобой...

 Іосифъ закрылъ руками лицо и произнесъ шопотомъ:

 -- Ужасно!.. О, какъ ужасно это!

 -- Наступила ночь... Одумалась я, раскаялась, заговорила снова Валли,-- и выбѣжала изъ дому, чтобы остановить Викентія, запретить ему, но... поздно спохватилась -- все было кончено!.. Теперь... ты говоришь мнѣ теперь, что любишь меня, что думать нечего, все ладно!.. Да, если-бы совѣсть моя была чиста, если-бы прежняя Валли стояла передъ тобой!.. И всему-то причиной ярость моя слѣпая, да злоба дикая!... Я воображала, что тяжелѣе, хуже того горя и быть не можетъ, которое ты обрушилъ тогда намою голову... но что-жъ оно въ сравненіи съ тѣмъ, что сама-то я себѣ надѣлала?!.. О, такъ тебѣ и надо, Валли! такъ и надо!..

 Оба замолчали. Молчаніе тянулось довольно долго. Валли приникла къ колѣнямъ Іосифа; на лбу ея блестѣли капли пота; она вся трепетала, вздрагивала отъ судорожной боли въ груди. Невыносимо-тяжелыя, тревожныя минуты переживала она теперь... И вдругъ его рука нѣжно коснулась ея подбородка... Онъ тихо, ласково сталъ поднимать голову Валли... Взглянула она -- и увидѣла большіе темные глаза Іосифа: они какъ-то странно, но хорошо такъ глядѣли на нее...

 -- Охъ, бѣдняжка ты моя! почти беззвучно проговорилъ онъ.

 -- Нѣтъ, Іосифъ... нѣтъ! Не щади меня! Бери ружье, стрѣляй въ самое сердце -- я не шевельнусь, смирно буду стоять... Я спасибо скажу тебѣ за такое доброе дѣло!

 Іосифъ нагнулся, обхватилъ Валли, поднялъ ее и, положивъ ея голову къ себѣ на грудь, разгладилъ спутавшіяся пряди волосъ, а затѣмъ -- прозвучалъ горячій поцѣлуй, поцѣлуй отъ всего сердца...

 -- И все-таки я люблю тебя, Валли! воскликнулъ онъ такимъ звучнымъ, громкимъ голосомъ, что слова его, ударившись о голыя ледяныя стѣны горъ, прозвучали еще нѣсколько разъ.

 А она почти не въ состояніи была шевельнуться, стояла молча, пораженная новымъ ударомъ, но на этотъ разъ -- ударомъ хлынувшей на нее волны счастья.

 -- Не вѣрится мнѣ!... Неужели Іосифъ, ты... все забываешь?.. Хорошо, простить меня ты можешь, лепетала Валли задыхаясь,-- а Богъ-то... Богъ проститъ-ли?...

 -- Я выслушалъ тебя до конца; я видѣлъ, Валли, твое прекрасное, милое лицо, замоченное слезами,-- ну, и послѣ этого -- есть-ли возможность гнѣваться на тебя?... Вотъ, если-бы сердце было каменное -- другое дѣло, а оно у меня хоть и жестковато, однако все-же не изъ камня! Нѣтъ, не способенъ я на это!...

 -- О, Боже Милостивый! проговорила Валли, а слезы такъ и брызнули изъ ея глазъ.-- Если подумать только, какое я сердце-то хотѣла угомонить на вѣки-вѣчные?!..

 Всплеснувъ руками, она такъ стала сжимать ихъ, что суставы затрещали.

 -- Добрѣйшая ты душа! Знаешь-ли, чѣмъ ты добрѣе ко мнѣ теперь, тѣмъ больнѣе, страшнѣе мучить меня раскаяніе... Нѣтъ, ужъ никогда, видно, и не успокоиться мнѣ -- ни въ этомъ мірѣ, ни въ томъ! Не женой мнѣ твоей быть, а рабой... Ты будешь спать на постели, я -- на порогѣ! Буду работницей твоей, служанкой... Такъ въ глаза тебѣ и буду смотрѣть! Ударишь ты меня -- я колѣни твои обниму; ногой отпихнешь -- стану просить, умолять тебя умилостивиться, до тѣхъ поръ просить, пока ты не взглянешь на меня добрѣе... Одинъ твой милостивый взглядъ, одно доброе слово -- и я буду довольна, счастлива!.. Даже и этого-то много, потому что и такой милости я не стою...

 -- Такъ ты полагаешь, что съ меня и этого будетъ? Какъ бы не такъ! воскликнулъ съ жаромъ Іосифъ.-- Одинъ взглядъ, одно слово -- только-то? Маловато это мнѣ!... Да развѣ я вытерплю -- допущу -- оставлю тебя на порогѣ?.. Какъ?.. самъ я въ комнатѣ, а ты -- за дверью?.. И ты могла думать, что я не позову тебя, что ты тамъ такъ и останешься?!.