– Прости. Мне нужно немного подышать свежим воздухом. Ничего если я провожу тебя домой? – спросил Эфраим.
Он выложил на стол последние деньги и придержал дверь перед Мэри, когда та выходила. По дороге голова гудела от новостей. Монетка не выполнила его желание, по крайней мере пока. Джена все еще должна была уехать, но все остальное изменилось. Если случилось что-то плохое, значит, теория верна, и решка действительно означает неприятности.
Некоторые магазины по дороге выглядели не так, как он помнил, но в этой части города они постоянно то закрывались, то открывались. Эфраим понимал, что ведет себя как настоящий параноик и преувеличивает степень влияния монетки на мир, но важно было понять ее магию до того, как вновь использовать.
– Эй, могу я задать тебе личный вопрос? – спросил он.
Девушка искоса посмотрел на него:
– Конечно.
– Меня это давно интересовало. Почему вас зовут Мэри и Шелли? Как могли родители выбрать вам такие имена?
Мэри рассмеялась:
– Да все не так плохо. Большинство людей даже не понимают, в чем фишка, пока учителя не говорят об этом. Но во всем виноват отец. Он профессор английского, обожает свою работу. Мама никогда бы не позволила ему назвать нас так, если бы они еще на первом курсе не встретились на лекции о творчестве Мэри Шелли.
– Как романтично, – сказал Эфраим.
– Скорее готично, – ответила Мэри.
Эфраим тяжело вздохнул.
– Если тебе так нравится, представь себе, каково слышать о Франкенштейне снова и снова на протяжении всей жизни. Наверное, такие разговоры нанесли нам гораздо больше вреда, чем сами имена. Хотя попробуй сказать это моему брату Дориану.
Мэри остановилась.
– А вот и мой, – сказала она.
Они подошли к ее дому.
– Как думаешь, Шелли и Натан уже вернулись? – спросил Эфраим.
– Наши окна темные, так что, скорее всего, нет.
– Верно. Что им делать в темной комнате? – спросил он с невинным видом.
Девушка легонько хлопнула его по плечу:
– Эй! Ты говоришь о моей сестре.
Но руку не убрала. Он вдруг понял, что она ждет поцелуя.
– Ну я тебе позвоню, – сказал Эфраим, делая шаг назад.
– Если тебе уже лучше, можешь ненадолго зайти. Родителей нет. Сегодня у них годовщина.
– Нет, не надо испытывать судьбу. Я лучше пойду домой и отдохну.
Внезапно Мэри поцеловала его. Ее губы были прохладными, но затем горячий язык скользнул ему в рот. Вот теперь голова у Эфраима закружилась по-настоящему.
Она отодвинулась, положив Эфу руки на грудь.
– Я знаю, что ты застенчивый, это мило, но, если честно – я хотела этого с нашего первого свидания. Не скажу, что медленно – это плохо, – сказала Мэри. – Я вижу, как быстро продвигаются Шелли с Натаном, и просто думаю, может, все дело во мне…
– Ну в этом весь Натан.
– И моя сестра. Она очень быстро увлекается.
Мэри пошла по дорожке, затем повернулась к нему.
– Было бы мило, если бы ради разнообразия ты пригласил меня, а не наоборот, – она уже отправилась к двери, как вдруг опять оглянулась – Это было так очевидно?
– Для парня не существует такой вещи, как очевидность, – ответил Эфраим. Его голова кружилась от потрясения и удовольствия. А затем появилось чувство вины.
– Вот и Шелли так говорит. Будь осторожнее, Эф.
– Спокойной ночи.
Он все еще чувствовал ее губы. Прежде он никого не целовал.
Интересно, каково это было бы с Дженой?
Мама Эфраима спрыгнула с дивана, как только он вошел в квартиру.
– Наконец-то! Где ты был?
– Что случилось? Кто-то умер?
– Не шути так.
«О, черт».
– Мне нужно кое-что тебе сказать, – сказала она.
Эфраим последовал за ней на кухню. Мама набрала воду в чайник, поставила его на плиту, но забыла включить огонь. Облокотившись на стол, она мрачно посмотрела на сына.
Тот сразу сел.
– Мам, что случилось?
Ему стало страшно.
– Звонила Линда.
– Линда?
– Линда Ким, мать Джены.
– О, – Эфраим вцепился в колени, вонзив ногти в теплую ткань джинсов. – С Дженой… все в порядке?
– Ее отец в больнице. У него сердечный приступ.
Эфраим выдохнул:
– Это серьезно?
– Конечно, серьезно. Это был сердечный приступ. Он в реанимации. Доктора говорят, что шансы пятьдесят на пятьдесят.
– О, боже.
– Естественно, Джена очень расстроена. Она все еще в госпитале, на случай, если… – Увидев выражение его лица, мать взяла сына за руку.
– А нам нужно ехать? – спросил он.
– Не думаю, мы там будем только мешать.
Эфраим сунул руку в карман.
Пятьдесят на пятьдесят. Все равно, что подбросить монетку.
Он стиснул пальцы. Это была ошибка. Если бы он не загадал желание, ничего этого не случилось бы.
– Ты не знаешь, из-за чего у него случился приступ? – спросил Эфраим.
– Трудно сказать. Наверное, сильный стресс. Новая работа. Переезд.
– Мне кажется… теперь они не уедут, – он уставился в стол.
– Думаю, что не скоро. Если вообще уедут. Эф, с тобой все в порядке?
Он поднялся.
– Я буду в своей комнате.
Мать кивнула, затем вспомнила:
– О, чаю хочешь? – Она повернулась к плите и поняла, что не включила огонь. – Будет через минуту.
– Нет, все в порядке, – Эфраим встал. – Просто мне нужно немного побыть одному.
Он пошел к двери, затем повернулся, его вдруг осенило.
– А откуда ты знаешь мать Джены?