Орел смотрит на солнце (о Сергееве-Ценском)

Так первыми рассказами определил свою тему в литературе Сергеев-Ценский и последовательно развивал, углублял ее. Ведь и рассказ «Полубог» звучал гимном человеку-творцу, который закован, унижен, оскорблен, сломлен физически, но не духовно. Могучий свободолюбивый дух живет в нем, вселяет веру в грядущее.

Написав «Тундру», Сергей Николаевич решил прочитать рассказ старому учителю, с которым он сдружился в Спасске. На глазах слушателя выступили слезы. С волнением говорил он, пожимая руку своего друга:

— Спасибо вам, Сергей Николаевич. Вот никогда не ожидал… Не думал, что вы писатель. У вас талант. Какой талант, если б вы знали!.. Ах, Сергей Николаевич, родной, послушайтесь меня, — бросайте к едреной бабушке все эти истории с географией, зачем они вам сдались, поезжайте в Питер, в Москву, пишите романы.

— А жить на что? — перебил его Сергей Николаевич. — Должность учителя пока что не мешает моему творчеству, а даже, напротив, помогает. Она меня кормит и одевает — это раз; дает свободное время, особенно в каникулы, — это два; помогает видеть жизнь изнутри. Я ведь не фантазирую, я пишу то, что знаю и вижу. Это три.

— Сергей Николаевич, хотите, я вам сюжетец дам? Расскажу печальную историю — жизнь одной женщины. Знаете ли, страшное дело, хуже вашей «Тундры». Прямо трясина.

И старик рассказал, как однажды в лесу, среди болот, на торфяных разработках было совершено зверское насилие. Ценский слушал молча. Всегда острые, искрящиеся озорной улыбкой глаза его стали грустно-задумчивыми.

— Да-а!.. Это страшнее тундры, — протянул Ценский. — Это лесная топь.

— Вот видите, Сергей Николаевич. Погибла баба. А за что? Ни за что: судьба, значит, такая.

— Судьба, говорите? — Ценский пытливо смотрел куда-то мимо. — А те, что по колено в воде работали не разгибая спины в этой топи, оборванные, голодные, одичавшие, похожие на зверей, — это что? Тоже судьба?.. Нет! Врет судьба!. — Он стукнул кулаком по столу. — Врет!.. Я верю, все можно переделать… И тундру и лесную топь. Все. И переделают, придет время…

— Кто?

— Люди. Сам человек переделает. Человек!.. Человек еще настоящий не начинался на земле. До него дослужиться надо, послужить разуму. Человек — это чин… И выше всех чинов ангельских.

В первый и в последний раз видел старый учитель перед собой такого орлиноглазого юношу с непреклонной верой в человека, в светлое, что обязательно должно наступить на земле.

— А за сюжет спасибо, — сказал, успокоившись, Сергей Николаевич. — Когда-нибудь воспользуюсь. Сейчас у меня другое начато. — И, сощурив глаза, будто грозя кому-то, добавил: — Врет судьба!..

Эта фраза стала названием нового рассказа, написанного Ценским в Спасске. «Тундра» и «Врет судьба!» были напечатаны через год с лишним, в 1902 году: первый — в январской книжке «Русской мысли», второй — в январской книжке «Русского вестника».

Сергеева-Ценского тянули к себе новые края, новые люди, с их большими и сложными судьбами; он учительствовал, нигде не задерживаясь больше года. Это было удивительное и своеобразное странствие писателя по родной земле, напоминающее странствие его старшего товарища, собрата по профессии Максима Горького.

В апреле 1898 года Сергей Николаевич писал Д. А. Жудину: «…все-таки цыганская струнка тянет меня еще куда-то: хочу летом перевестись на Кавказ, «туда, где за тучей белеют вершины снеговых гор». Хочу взглянуть на Кахетию, на Грузию, на «долины Дагестана». Может быть, это будет «взгляни и умри», может быть, я попаду в более даже ужасные условия, чем каменецкие, но… против течения плыть не могу».

Не пришлось ему тогда побывать на Кавказе — другие дали увлекли его. Кахетию, Грузию, долины Дагестана он увидел лишь в 1928 году. Просторы родины, новые земли и края всегда манили его, человека, жаждущего увидеть и познать еще неведомое.

Глава третья «Думы и грезы». В поисках счастья

1901 год. Город Павлоград на Екатеринославщине. За окном буйная весна, ясное голубое небо; скоро зацветет вишня. В шестом классе женской гимназии идет урок физики. Молодой учитель Сергеев, с огромной копной черных густых волос и лихо закрученными усами, не спеша смотрит на часы и говорит своим ученицам:

— Программу мы с вами закончили. Материал вы усвоили хорошо. Что же теперь нам делать?

Дружеским взглядом он обводит класс. Все молчат. Только на задней парте в углу раздается неуверенное:

— Заниматься повторением…

— Повторение — мать учения, — машинально произносит Сергей Николаевич. — Только есть ли смысл время терять: экзаменов у вас не будет, оценки я всем вам вывел… А давайте-ка займемся вот чем…

И в руках учителя физики появляется приложение к журналу «Нива».

— Давайте-ка, — говорит Сергей Николаевич, — мы с вами почитаем рассказы Антона Павловича Чехова. Очень интересный писатель. Язык какой! Это — художник.