Орел смотрит на солнце (о Сергееве-Ценском)

А братская и единая толпа, где лапотник сливается с горожанином, — это же великолепное, хотя, быть может, еще и не осознанное понимание движущей силы революции.

«Батенька» — командир роты, добрый, гуманный офицер, посланный со своим подразделением расправиться с бастующими рабочими, не может стрелять в безоружных людей, не хочет стать палачом невинных, борющихся за правое дело. Рассказ написан был очень кстати: в то время большевики боролись за армию и за флот. И Ценский объективно помогал большевикам. Его рассказ был хорошим пособием в руках армейских пропагандистов-большевиков. Лев Толстой, прочитав «Батеньку», высоко оценил рассказ неизвестного ему писателя. По совету Толстого И. Горбунов-Посадов издал «Батеньку» отдельной книгой в 1906 году.

В повести «Сад» писатель с большой силой изобразил трагизм и ужас жизни угнетенного и обездоленного народа, его муки и страдания. Однако Ценскому чуждо смакование горя людского; его жалость к людям всегда звучит как гневный протест, как призыв к действию. В каждой строке слышится зовущий голос писателя: «Так дальше жить нельзя! Человек достоин лучшей доли!» Но Сергея Николаевича долго томил один неразрешенный вопрос: кто поведет народ на бой с тиранами, кто будет стоять во главе преобразователей жизни? Он понимал, что для этой цели Васька Калякин, студент Хохлов, молчальники не подходят. Тут нужен герой, человек цельной натуры, светлого ума и огромной силы воли.

Алексей Шевардин из повести «Сад» — яркий представитель этих людей. Выходец из простого народа, умный и грамотный, он окончил земледельческое училище, любит землю и понимает в ней толк. Он крепок физически, он закалил себя смолоду, подготовил к борьбе: «проделывал гимнастику с пудовыми гирями», «спал без одеяла и аккуратно купался до первого льда». Он, «похлопывая себя по объемистой груди, самодовольно говорил: «Широ-окая кость!»

Это о нем дед с гордостью говорит: «Добытчик!.. Хлебороб!.. Настоящий американец!» Алексею нравятся первые слова деда — да, он добытчик и хлебороб. Не согласен он с последним: «Зачем мне Америка, дед?.. Тут у нас своя Америка, своя земля людей ждет». А на горестное замечание деда: «Тесно у нас-то, внучек…» — он отвечает с достоинством: «Тесно бывает только узеньким, дед, а широкому везде широко…»

Это голос нового хозяина, не стяжателя, а преобразователя земли. Алексей Шевардин, «с детства привыкший к земле, боготворил землю. Великая дающая сила земли покоряла его в каждом зеленом листе, в каждой тонкой былинке… И черная, свежевспаханная земля не была для него беззвучной: она была как лицо, полное притаившейся скрытой работы и вот-вот готовое блеснуть яркой мыслью в наряде красивых слов. И, любя землю, он привык думать, что земля любит его… Шевардин любил землю, как полнозвучную красоту, как великую мощь, как воплощенную сказку: любил землю днем, любил ночью; любил в ризе солнечных лучей и под фатой дождя; любил ее с раннего детства, когда проводил в лесу под Новгород-Северским лето за летом.

То, что он ясно помнил с детства, было сплошное море цветущей черемухи, белой, точно морская пена, пахучей и полной сверху донизу свистов и раскатов: это соловьи пели под ее сводами…

…Но он не мог тогда отделить соловьев от черемухи: это не они пели в лесу, это лес был живой и пел».

А ведь говорит Сергей Николаевич о себе, о своей любви к земле.

Но вот трагедия жизни: не Алексей Шевардин, не такие, как он, хлеборобы были хозяевами земли, «…землей владел, неизвестно почему, один человек, такой же, как те люди внизу, но не любивший земли и живущий где-то вдали. И там, где он не знал, что делать с огромной землею, в глубоких трещинах от тесноты задыхались люди».

Хозяином этой земли был граф. «И весь он был маленький и далекий, весь он был надоедливо ненужный, как гудение комаров; весь он был незаметный, как точка на белой стене, и всем кругом он мешал жить».

Казалось, целый мир принадлежит ему. Куда ни глянь, везде все графское. Богом и царем на этой земле был граф. А может, даже не граф, а сам царь Николай Второй? Повесть дает повод для такой мысли. А граф — это и есть управляющий немец Аурас, прозванный крестьянами Саврасом, который «бесконтрольно, можно сказать, всем царством владеет… что хочет, то и делает. Мужики у него — пикнуть не смей». У него свои собственные жандармы из черкесов. «Чуть что, — этак нежно, — кинжал в спинку — и готово. На псарне двести штук борзых молочной овсянкой кормит. А люди с голоду мрут — они нищие и бескровные рабы».

«Со стороны гумен доносилась песня, пели девки хором, пели теми страшными голосами, в которых нет музыки, а есть отслоившаяся боль, и вой ветра в трубе, и режущий скрип ножа по стеклу».

Как это перекликается с некрасовским:

Выдь на Волгу. Чей стон раздается
Над великою русской рекой?
Этот стон у нас песней зовется:
То бурлаки идут бичевой.