Орел смотрит на солнце (о Сергееве-Ценском)

— Это нам неизвестно. Начальство знает, потому как оно там…

Сергей Николаевич шумно удалился в кабинет и пробовал продолжать писать. Но какая тут к черту работа, когда всем своим существом он чувствует присутствие в доме этих двух… дерябиных!

Дерябиных?.. И тогда перед ним в памяти во весь рост встал изрядно захмелевший Дерябин-Безсонов, словоохотливый, лезущий целоваться. А что, если этих угостить вином, быть может, они тогда сообщат, наконец, зачем пожаловали?

В недоумении писатель расхаживал по кабинету, не находя себе места, и видел, как жандарм украдкой пытается «наблюдать» за ним с террасы через окно. Время вынужденного беспокойного безделья тянулось мучительно долго. Близился обед, и Сергей Николаевич вышел к «гостям» с веселым видом, заговорил беспечно и дружелюбно:

— Что ж, господа, после трудов праведных полагается поесть. Вы не возражаете, если я пообедаю?

Жандармы не возражали.

— Да и вы, должно быть, проголодались, так что прошу вас за компанию разделить мою скромную трапезу, — говорил Сергей Николаевич, «сооружая» импровизированный обед.

Гости не церемонились. После второй бутылки, вспотевшие и раскрасневшиеся, как спелые помидоры, они расстегнули кители, отцепили мешавшие им сабли и разговорились.

— А ты, видно, человек не вредный, — говорил один. — И на нас обижаться не следует, потому как служба.

— Скажем, разные люди бывают, — встревал другой. — Возьмет бомбу или револьвер и с покушением на жизнь его величества государя императора… Потому и следим.

— Так государь-то в Петербурге, — удивился писатель.

— В том-то и секрет, — подмигнул жандарм. — Их величество здесь, в Крым пожаловали.

Все стало ясно — открылся ларчик. К Ценскому, неблагонадежному, находящемуся на подозрении охранки, наблюдатели были приставлены на время пребывания царя в Крыму. Все это могло казаться забавным эпизодом, но у Сергея Николаевича не было желания чувствовать над своей душой тех, кого он ненавидел. Выставив еще две бутылки вина и дождавшись, когда опьяневшие «гости», уверившись, что хозяин их вовсе не намерен бросать «бомбу» в царя, прилегли вздремнуть, Сергей Николаевич запер комнаты, собрал дорожный чемодан и незаметно ушел из дому. К вечеру он был уже на станции Симферополь и с первым поездом покинул Крым.

Это было его первое вынужденное путешествие. Проснувшись, жандармы нашли адресованную им записку, в которой писатель ставил их в известность, что он, не желая доставлять блюстителям порядка лишних хлопот, решил уехать подальше от государя императора. Предусмотрительные жандармы не стали поднимать переполоха — «добровольное бегство» Ценского их вполне устраивало, начальству своему они так и доложили: мол, не застали дома; говорят, уехал в неизвестном направлении.

Маленький эпизод свидетельствует о многом. Не напрасно дерябины видели в писателе Сергееве-Ценском опасного врага монархии. Таким он был и в самом деле — этот бунтарь и буревестник преображения России.

Глава восьмая Начало «Преображения России». Мировая война

«Я еще буду свободен!»

Это прозвучало как великая вера в грядущее, ожидаемое и желанное. И сказано оно, когда революционное движение, так жестоко подавленное царизмом, вновь начало оживать. Писатель слышал неминуемую, неотвратимую поступь новой жизни. 1905 год раскачал «колокол миллионнопудовый», и теперь не оказалось сил, способных остановить его или заглушить призывный набат. Что-то произошло в народе. В самом человеке что-то переменилось. И в этом преображении человека Сергеев-Ценский увидел начало преображения самой России, зарю новой жизни:

Зарю не просто, а свободы
Народа русского зарю:
Совсем недавно земли, воды
И люди пели гимн царю.
Но ведь уж чуялася всеми
Другая, новая заря.
Копились силы, зрело время
Зари великой Октября…

(«Скала Шаляпина»)

1905 год был репетицией великого свершения. Событиям 1905 года Сергей Николаевич посвятил самое крупное свое произведение — роман «Бабаев». Теперь писатель понимал, что грандиозность новой темы требует от него соответствующей литературной формы. Во всяком случае, новую, начатую в 1912 году поэму «Преображение», впоследствии названную «Валей», он рассматривал как вступление к огромному эпическому полотну[4].

Как раз во время работы над «Преображением» Сергей Николаевич получил приятное, взволновавшее его письмо от знакомого литератора Недолина, который когда-то редактировал небольшой журнал «Лебедь», где было опубликовано несколько вещей Сергеева-Ценского, в том числе и ответ критикам «Берегового». Недолин писал:

«Дорогой Сергей Николаевич!

Я только что получил письмо, от Горького, которому недавно писал об одном дельце и, кстати, о свиданиях и беседах с Вами. Вот строки его письма, относящиеся к Вам: