Оренбургский владыка

Пулеметная очередь прозвучала оглушающе, будто гром, способный расколоть небо, — неожиданно резко сбила с ног трех голосистых, ладно тянувших строевую песню мужиков. Странное дело — очередь эта прошла мимо командира, даже не зацепив его. Он только пригнулся удивленно, отшвырнул в сторону прут и ухватился пальцами за кобуру маузера. Пальцы соскользнули с нее, командир, обиженно вскрикнув, вцепился ногтями в крючок, дернул его один раз, потом другой, пытаясь открыть кобуру, но пальцы соскочили и с крючка — не везло красному командиру.

На соседней высотке загрохотал второй пулемет. Казаки, лежавшие в цепи, зашевелились. Послышалось клацанье передергиваемых затворов.

— Пли! — скомандовал калмык.

Залп смел еще несколько человек. Красный командир, словно очнувшись, по-козлиному ловко отпрыгнул в сторону, вновь схватился пальцами за лакированную кобуру маузера. На этот раз попытка увенчалась успехом — через несколько мгновений он выдернул оружие, выстрелил несколько раз подряд по макушке сопки. И — вот ведь как, — попал! Попал в лохматого напарника Гордеенко — тот вскрикнул надорванно и отпрянул от «максима».

Калмык спешно заработал локтями, подполз к пулемету.

— Не прерывай стрельбу, — запаренно прохрипел он, — я у тебя за второго номера побуду!

— Йэ-эхма! — азартно прокричал Гордеенко, распушил по воздуху белые усы, которые сделались такими же внушительными, как у генерала времен русско-турецкой войны, с лубочной картинки.

На станции заворочался, гулко застучал своими внутренностями бронепоезд, дал несколько резких свистков, окутался паром.

— Сейчас он нам покажет, — прокричал между двумя очередями Гордеенко.

Калмык отмахнулся от него:

— Слепой сказал — посмотрим!

Гордеенко дал длинную очередь по красноармейцам, пробующим сбиться в организованную группу.

— Так не годится, — прокричал Гордеенко, — раз пришли в гости, то должны схавать все, что для вас приготовлено.

Калмык отпустил ленту и откатился на несколько метров в сторону, под прикрытие густо поросшей травой кочки, глянул в степь. Увидел там мелкие пляшущие точки и расплылся в невольной улыбке — это скакали дутовцы. Бембеев вернулся к пулемету, ткнул напарника кулаком в бок:

— Продержаться надо совсем немного — наши идут!

Люди, находившиеся в бронепоезде, также заметили всадников. Паровоз, напрягаясь, запыхтел, застучал сочленениями, окутался серыми плотными клубами, потащился на позицию. Бембеев ухмыльнулся:

— Ох, какой неверный маневр!

Бронепоезд прополз метров семьдесят, одолел крайний домик Кувандыка, затормозил, в то же мгновение с платформы ударило орудие. Снаряд, оставляя в воздухе дымный след, промахнул над высотой, занятой пешей командой, и взорвался в степи.

— Дурак наводчик, — коротко оценил выстрел калмык.

Орудие рявкнуло еще раз. Не такой уж дурак наводчик, раз сумел поправиться — подвернул ствол, и снаряд, взбив целую тучу огнистых брызг, срезал часть соседней высоты. Вместе с людьми. Загорелая кожа на лице калмыка побледнела, на лбу выступил горячий пот.

— Сейчас он, Африкан, по нашей высоте рубанет, — прервав стрельбу, прокричал Гордеенко, — готовься!

Пулеметы, установленные на передней, открытой платформе бронепоезда, перед длинноствольным неповорачивающимся орудием, заголосили отчаянно — на поезд накатывалась конная лава. Третьего орудийного выстрела не последовало: людям на бронепоезде было уже не до этого. Несколько всадников, прорвались сквозь свинцовый заслон, сблизились с ними. Паровоз, укрытый толстыми железными щитами, вновь окутался клубами пара, — испуганно попятился назад, но было поздно — дутовцы уже вышвырнули за борт двух пулеметчиков, хозяйничавших на платформе, и теперь, цепляясь за железные выступы, подбирались к кабине машиниста.

— Все, отстрелялся бронепоезд, — тихо, спокойно, будто ничего не происходило, констатировал калмык.

Дутовцы облепили поезд как муравьи, прыгали прямо с коней на бойницы, на орудийной платформе и в паровозной будке завязалась драка, паровоз ревел истошно, звал на помощь.

Из-за крайних домов также вымахнула конница, — впереди скакал всадник с красным флагом на древке. Часть дутовцев пошла наперерез, сшиблась с ней, на землю полетели люди.

Калмык внимательно следил за тем, что происходило внизу, и поглядывал на соседнюю высоту, контролируя обстановку.

Красноармейцы, залегшие в траве, зашевелились, потом повскакивали и с неожиданным криком понеслись вверх, на высоту. Впереди бежал командир колонны, делая крупные сильные прыжки. Увидев калмыка, приподнявшего голову, он на ходу пальнул в него из маузера, промазал, прокричал что-то яростное, лихое, выстрелил опять — пуля прошла над самой макушкой калмыка, сбив с него фуражку. Бембеев ткнулся подбородком в землю, поспешно дернул напарника за рукав:

— Гордеенко, чего медлишь? Стреляй!