Сплошь и рядом части и отдельные начальники действовали не по директивам свыше, а по собственному почину.
Управление войсками сверху чувствовалось в армии слабо, зато взаимная выручка и поддержка соседа были всегда налицо. «Идти на выстрелы» считалось непреложным правилом для каждого начальника.
Связь по фронту была лучше, чем связь в глубину; последняя, как и управление, поддерживалась плохо. Штаб армии иногда по целым неделям не знал, что делается на участках корпусов, а штабы корпусов, в свою очередь, по нескольку дней не получали никаких известий от своих частей.
Объясняется это отчасти недостатком, а иногда и полным отсутствием технических средств связи. Уральцы, как было сказано выше, вели войну в степи, где телеграфных и телефонных линий было так мало и где средством связи служила, главным образом, летучая почта, растянутая на целые десятки и сотни верст. Поэтому даже штабы корпусов не всегда могли пользоваться телеграфом. Радиостанции были только в Гурьеве – на тыловой базе, в Калмыкове – при штабе армии и впоследствии в Уиле – привезенная 1-м Оренбургским корпусом.
О многих боевых эпизодах, происходивших на том или ином участке растянутого фронта, штаб армии или совсем не был осведомлен, или узнавал от случайных лиц – например, из рассказов раненых казаков, привезенных в госпиталя, из разговоров на базарах, из сообщений станичных правлений и т. п.
Но если управление войсками со стороны штабов чувствовалось слабо, то личное воздействие начальников всех степеней, начиная с командующего армией, во время боев проявлялось всегда и давало самые блестящие результаты.
В общем, уральцы действовали способами малой войны, и все их боевые операции носили партизанский характер.
Единого, непрерывного фронта, в строгом смысле этого слова, в Уральской армии не существовало, а были лишь отдельные отряды и полки, – хотя впоследствии и сведенные в бригады, дивизии и корпуса, – связанные между собою скорее «идейной», но не физической связью.
Своеобразный взгляд существовал среди уральцев на военную добычу. Все, что забиралось у врага, считалось неотъемлемой собственностью части (полка, сотни, отряда), а что попадало в руки каждому отдельному казаку – его личным достоянием. В тыл – по начальству – отсылалось только то, в чем часть не нуждалась или с чем не могла справиться.
Отправляясь на побывку в станицу (часто по собственной инициативе), казак вез домой все, что ему удалось раздобыть на фронте: деньги, одежду, винтовку, шашку, лопату, телегу и даже пулемет (большею частью испорченный), полагая, что в казачьем хозяйстве (особенно при снаряжении рыболовных снастей) ему все пригодится.
К большевикам уральцы относились с чрезвычайной жестокостью: ни чувства гуманности, ни тем более сентиментальности в их сердцах не было. Большевики-коммунисты для уральского казака являлись заклятыми врагами. Да иначе и быть не могло! Большевики посягнули на все, чем жил уральский казак: на его вековые обычаи, на его старую веру, на его свободу; они пришли непрошеными гостями на родной Яик. В борьбе с коммунистами уральский казак не видел компромиссов: борьба должна была закончиться победой или смертью. Пленных старались не брать; пленные тяготили уральцев; с ними было много хлопот, а главное – их надо было кормить, тогда как хлеба не хватало и самим казакам. Однако всех перебить было невозможно, и в руках уральцев все-таки оставалось большое количество пленных.
Жестокость и упорство в борьбе со стороны уральского казачества объясняются, прежде всего, природными свойствами уральского казака, отличительными чертами которого являются: стойкость и твердость, часто переходящая в упрямство; храбрость и лихость, соединенные с героизмом; горячая любовь к России и родному Яику; привязанность к дедовским обычаям и старой вере; глубокая религиозность, впадающая иногда в фанатизм и изуверство; природный ум, соединенный с казачьей сметкой и хитростью; сознание собственного достоинства, переходящее в самомнение и полупрезрение ко всему не уральскому; недоверчивость и подозрительность ко всем и всему постороннему; простота и ровность обращения со всеми; полное отсутствие страха перед начальством; консерватизм, выражающийся в стремлении жить по старине и враждебном отношении ко всяким новшествам, например к коммуне; фатализм, порождающий полное презрение к опасностям и веру в судьбу (чему быть – того не миновать).
Необходимо еще отметить как факторы, способствовавшие продолжительности ведения борьбы на Урале, большую сплоченность уральских казаков между собой и их умение постоять за себя; близость офицеров и рядовых казаков с их взаимным пониманием друг друга; демократизм всего казачьего уклада жизни (вне службы все равны); инстинктивную боязнь социалистических и коммунистических идей и органическое к ним отвращение как к началам разрушительным; искреннее убеждение, что большевизм несет гибель казачеству, – отсюда непоколебимая решимость бороться до конца во имя спасения вольного казачества и матери России.
V