Орест и сын

Складки плаща расправлялись с хрустом. Рука Ирода простерлась. Большой палец, с трудом отделившись от каменного кулака, поднялся вверх…

Орест крикнул и рванул одеяло. Сел, вцепившись в волосы. «Что это? Зачем?.. Отцовский Истукан? Ирод?.. — сидел, качаясь из стороны в сторону. Страх медленно уходил. Вместо него являлась надежда. — Поднял большой палец. Значит?..»

Надежда, занявшая место страха, крепла: все-таки Истукан был справедлив.

* * *

Инна приложила ухо к замочной скважине: за дверью бормотало радио. Позвонила коротко.

— А… Это ты… — Ксанкина мать протянула разочарованно. — А я думала — медсестра. Тапочки надевай, — и ушла в кухню.

«Нет, похоже, не проболталась. Пока…» — Инна сняла сапоги и поставила на коврик.

Дома был страшный скандал. «До сих пор не разговаривают. Даже за стол не зовут, оставляют в тарелке, будто — не дочь, а собака». Сказала: засиделась в гостях, у девочки. Готовились к контрольной. Хватилась — половина второго. Отец: что, не могла позвонить? «Куда? Здесь же нет телефона!» А он: захотела бы, придумала. Когда не надо — ты умная. Мама: могла бы вызвать такси. «А деньги?» Отец: мы бы расплатились. Мама: весь дом подняли на ноги!

«Положим, не весь: только Ксанкиных родителей…»

— Ну? Все болеешь?

«Лежит, как ни в чем не бывало… Читает… Если проболтается, вообще убьют…»

Инна подошла и заглянула:

— Пищеварение? Мы уже прошли. Хочешь — объясню?

— Объясни. Куда исчезла фотография? Чибис ищет, — Ксения глянула исподлобья.

— Фу, терпеть не могу анатомию, — Инна сморщилась. — Пищеварение — вообще гадость! Кости, кишки…

— А в Англии — знаешь что? Отсекали руку.

— Да — на! — Инна сунула руку под пояс юбки. — Любуйся!

Ногти, выкрашенные красным лаком, словно кончики пальцев уже отсекли.

— Это — она? Его мама? — Ксения спросила шепотом.

— Никому не скажешь? Клянись.

— Я… клянусь…

— Вот, — Инна порылась в кармане. — Теперь смотри!

— Две-е?.. Чибис сказал — одна. Ты что… обе украла?

— Эту. А эта — моя, — ткнула пальцем с обрубленным кончиком. — Ну правда похожи? А знаешь почему? Потому что я — ее дочь. Пришла, а там его друг. Случайно. Взял и сфотографировал. А он смотрит — одно лицо. А потом я снова пришла, чтобы узнать правду. Он боялся, что Чибис услышит. Вот мы и пошли в эту каморку. Сидели, разговаривали, он мне рассказывал…

— Так вы… двойняшки?.. Но вы же… А Чибис?.. Вы же с ним не похожи… — Ксения улыбалась беззащитно.

— Когда непохожи, кажется, близнецы. У нас в садике были — их и одевали по-разному. Чибиса твоего отцу отдали, а меня — чужим.

— Но почему, почему? — Ксения и верила, и не верила.

— Откуда я знаю! Так вышло. А вдруг они решили, что я умерла? — Инна выдумывала вдохновенно. — Взяли и положили на подоконник. А я полежала и ожила.

— Ну и отдали бы… — Ксения мотнула головой.

— Как ты не понимаешь! Это же — скандал. Врачей с работы бы выгнали. А потом… Она-то, наша мать, умерла. Вот врачи и подумали: отец — не мать, с двумя не справится. А потом меня удочерили…

— Кто? — Ксения совсем запуталась.

— Как — кто? — Инна подняла глаза к потолку. — Они. Мои нынешние родители.

— А… А — зачем?..

— Боялись, — она нашлась мгновенно, — что настоящие дети умрут. Как тети-Лилины и папиного брата. Мало ли, а вдруг — наследственная болезнь?.. Вроде гемофилии, только еще хуже, когда сразу умирают. Я давно замечала: Хабибку любят больше… Представляешь, меня даже за стол не зовут. Оставят в тарелке и уйдут…

— А… Откуда… — Ксения вставила слово. — Откуда он узнал, что ты вообще была?

Инна прикусила губу:

— Этого он не сказал. Но я все равно докопаюсь. Ты мне поможешь?

Ксения представила себе тарелку, в которой оставляют еду, и кивнула неуверенно.

— И помни: ты поклялась. Никому — ни моим, ни твоим, — Инна сунула карточки под пояс.

— А Чибис знает?

— Я ж говорю — никто. Только я и он.

— Слушай, — Ксения обрадовалась, — а женщина, эта женщина! Вдруг он ей рассказал? Они жениться собираются…

Иннины глаза сверкнули:

— Ничего он не рассказал, — глаза меркли. — Ладно, некогда мне с тобой. Лежи и болей.

— Да я выписалась, сегодня в школу ходила.

— А медсестра? — Инна сощурилась.

— Это так, соседка, из двести пятидесятой, работает в нашей поликлинике. Мама договорилась — витамины колоть.

— Все равно лежи, читай свое пищеварение.

Оставшись одна, Ксения отложила учебник. Только теперь вспомнила: переставить пленку. Хотела попросить, но совсем забыла. «А вдруг у меня тоже?.. Совсем другие родители?..»

— Мама! — позвала громко. — Я обедать хочу!

— Сейчас, сейчас, — мамин голос откликнулся с кухни. — Картошечка уже доваривается. Вот только борщ поставлю. Руки пока мой.

Ксения пошла в ванную и отвернула краны. Вода пахла противно. На старой квартире запаха не было.

— Мама, — она снова позвала. — Почему пахнет? Каким-то керосином…

— Не выдумывай! — мамин голос стал недовольным. — Это хлорка, воду обеззараживают.

— Не хлорка, я же чувствую, — Ксения вытирала руки, морща нос.

— Не выдумывай, — повторила мать, разливая борщ по тарелкам.

* * *

То, что казалось праздником, облетело, как елочная мишура.