Орест и сын

— Да что там — народ! — Павел Александрович рассердился. — Наша интеллигенция соткана из мифов. Да здравствует феодализм — светлое будущее человечества! Слыхал актуальный лозунг?

— Ты хочешь сказать, — Орест Георгиевич покосился на маску, — человек, обладающий мифологическим сознанием, в каждом предмете видит потаенный смысл?

Павел не успел ответить. Длинноволосый юноша внес поднос, заставленный чайной посудой. Орест вспомнил старуху и вдруг осознал, что его обеспокоило, точнее, показалось странным: Павел утверждал, что Алико Ивановна из княжеской семьи. Но в ее комнате не было книг. Конечно, они могли храниться здесь — он покосился на книжный шкаф. За стеклами стояли разрозненные издания и полные собрания сочинений, но, судя по обложкам, — все послевоенные.

«Видимо, пожгли в блокаду».

— У вас хорошая библиотека.

— Я бы так не сказал, — хозяин поднял заварочный чайник. — Скорее, обыкновенная. Джентльменский набор средне интеллигентного дома…

— Алико Ивановна, — Орест смотрел на струю, льющуюся в чашку, — тоже любит читать?

— Бабушка — великий книгочей! Точнее, была. Теперь и возраст почтенный, и глаза подводят.

— И что она предпочитает? Классику?

— Вы, — ложечкой с витой ручкой хозяин мешал в чашке, — хотите спросить: где ее книги? Я правильно вас понял?

— Честно говоря… — Орест смутился, словно его уличили в бестактности. — Знаете… Здесь, у нас, в Ленинграде… Всегда думаешь: война, блокада, жгли.

— Нет-нет, — хозяин положил ложечку на блюдце. — Бабушка их отдала. Я, грешный человек, предпочел бы продать, в особенности отдельные экземпляры, но тут уж… — он развел руками, — решать не мне.

— Да-а… У Алико Ивановны не забалуешь! — Павел глотнул и сморщился. — Горячо!

— Лет пять назад, когда поняла, что больше не может. Я имею в виду — читать.

— Я по-омню эту историю, — подхватил Павел. — Во всяком случае, начало, когда искали оценщика. Потом-то я уехал. Кажется, в Ирак.

— Оценщика, — хозяин усмехнулся. — Вот именно. Ему и отдала. Сахар, пожалуйста, — он пододвинул сахарницу.

— Подарила оценщику? Я не знал, — Павел поднял бровь.

— Спасибо. Я — без сахара. И… пусть немного остынет.

— Именно, именно, — хозяин улыбнулся. — В своем роде замечательная история, так сказать, в духе моей бабушки. Представьте, является этот персонаж… Нет, — он помотал головой, — тут нужна кисть Гоголя. Какой-то… замшелый, обтерханный… Неделю работал: реестр, цена по каждой позиции. Я уж, как говорится, и руки потирал. А потом: бац!

— Обманул, что ли? — Павел присвистнул восхищенно.

— Бабушку?! — хозяин засмеялся. — Не-ет… Ее не обманешь! Сама кого хочешь… — он сменил тон и заговорил серьезно. — О чем-то разговаривали. Нашли общий язык. Видно, златоуст оказался. А посмотришь — тихий такой, невзрачный. И бородавка — на полгубы…

— Но… — Орест поднял глаза и встретился взглядом с Павлом. Что-то, блеснувшее в Павловых глазах, заставило замолчать.

Павел поднес к губам чашку и глотнул:

— Да-а… Редкая женщина, замечательная… Последняя из могикан. Теперь таких нет. Видел ее портрет?

Орест кивнул, чувствуя какую-то скованность, словно они с Павлом только что о чем-то сговорились, но он не знал — о чем.

— В этаком возрасте сохранить ясную голову! — Павел потянулся к заварочному чайнику.

«Ясную?.. Но она…» — опасаясь выдать себя, Орест отвел глаза.

— Видимо… — хозяин прищурился, — бабушка сказала, что вас помнит… или что-то в этом роде? Пожалуйста, не смущайтесь, я и сам человек искренний, тем более здесь ничего такого… Старость имеет свои особенности. Вот и моя бабушка. Вообразила себя хранительницей памяти, — он развел руками и улыбнулся грустно. — Своего рода, великая миссия…

— Еще неизвестно, чем мы себя вообразим. Если доживем, конечно… Спасителями отчества, — Павел хохотнул влажно.

— Надеюсь, моя эпитафия будет скромнее, — хозяин вытер рот салфеткой. — Внес посильный вклад в дело сохранения и укрепления. Лично я буду рад довольствоваться и этим, — он обернулся к Оресту. — Похоже, ваш чай совсем остыл.

— Да, да, благодарю… — Орест Георгиевич отодвинул нетронутую чашку. — Но сегодня… Мой сын… Я обещал, что приду пораньше…

Хозяин отложил салфетку и встал.

В прихожей он предупредил, что не любит разговоров на лестнице, а потому, когда Орест Георгиевич придет в следующий раз, а он его, конечно, приглашает, пусть постучит и подаст знак: левая ладонь на горле, правая рука поддерживает локоть.

— Что касается всего остального, надеюсь на вашу деликатность.

Орест кивнул.

С Павлом они вышли вместе. Пересекая двор, Орест Георгиевич вспоминал расположение комнат, пытаясь понять, куда выходят окна, за которыми сидит странная старуха: «Похоже, во двор…» Дойдя до арки, поднял голову и остановил взгляд на чердачных окошках. Квартира, из которой только что вышли, показалась просторной, но, он подобрал слово, слегка приплюснутой. «Конечно… — сообразил, — вот в чем дело… Этаж-то последний. В доходных домах высокие потолки только на средних этажах. Как у меня, на четвертом».