Орест и сын

— Да нет! Змей настоящий. Ну вот. Охранял он свои границы от самых Высот до Калинова моста.

— Может, до Калинкина? Там и башни есть — охранять удобно, — обеими руками Инна зажимала боль.

— Пожалуйста, сядь и не мешай, — попросила Ксения.

— Много молодцев ездило к мосту драться со Змеем, только никто из них не возвращался — ни пеший, ни конный. А вдоль по берегу лежали их кости — по колено навалены.

— Кому по колено — Змею? — Инна снова перебила.

— Кому ж еще?! — Чибис хихикнул. — Вот пришел однажды из далекой страны, из чужой державы Иван-царевич…

— А у царя была дочь — прекрасная царевна, — Ксения подсказала с надеждой.

— Ага. И узнал царевич от случайных людей, что поведут ее Змею на съедение…

— Мне страшно, — сказала Инна.

— Так и должно быть, — Чибис радовался. — Вот приходит он к реке и видит: колышется перед ним вода. Закипели воды черные, и вылезли на сушу головы змеиные — чешуйчатые… Как лифты… — он улыбнулся.

— Замолчи, — Инна цедила сквозь зубы. — Вы оба… Ничего не знаете…

Чибис сбился и замолчал.

Ее глаза глядели вперед, выше заиндевелых кустов:

— И ты, и старуха… И твой отец… Все это — сказки… И змей. И ваша звезда…

— Ой! — Ксения запрокинула голову. — Глядите…

Над крышей «Астории» крестом, рассекающим небо, стояли два недвижных луча.

— Что это? — Чибис смотрел опасливо.

— Я знаю, — Ксения вскочила. — Это оно, облако… Смотрите, вон же… — она вглядывалась в рассеченное небо, зажимая варежкой рот. — Вставай, вставай, — тянула Чибиса. — Мы тоже… туда… должны…

Два луча, сойдясь в перекрестье, двигались к Исаакиевскому собору. Между ними стояло маленькое облако, словно пронзенное насквозь. Ангелы, державшие подступы к куполу, следили настороженно.

— Мы? Зачем?.. — Чибис смотрел в небо. Маленькое облако вспыхивало, занимаясь по контуру.

— Это… Там… Вы… просто не знаете. Это — лучи. Звезда… — Ксения махнула рукой и побежала к Собору. Ее душа дрожала от счастья: всё собралось и сомкнулось. Сбылось, как в старинной книге: звезда, взошедшая во дни царя Ирода, встала над местом. Те, кто дошел, могли пасть к ее ногам и принести ей золото, ладан и смирну, пахнувшую керосином…

Боль, родившаяся внизу живота, росла пульсирующими толчками. По белому насту, гулкому, как железная крыша, Инна шла к колоннаде: «Звезда… Это — Звезда…»

ВЕЛИ, ЧТОБЫ Я…

Багровые лепестки хрустели в основаниях. Снежное марево, полог огромной колыбели, качалось, укрывая площадь.

«Это он… он… Иисус», — ангел, сидящий над пустой могилой, забормотал чужим Ксеньиным голосом.

Уходя за край сознания, башня выпускала звездные грани — два сбереженных лепестка. Сознание, дрожавшее между сном и явью, теряло свои собственные слова.

ВЕЛИ… ЧТОБЫ… ОНО… ЧТОБЫ ОН… ДОЛЕТЕЛ…

Башня усмехнулась, обещая выполнить просьбу, вывернув ее наизнанку, — так, как привыкла выполнять все сокровенные желания, пришедшие из глубины веков.

— Под руки, под руки… Ой! Держи, держи…

Иннины пальцы были мокрыми. Глаза, заведенные под веки, дрожали чем-то белым. Скулы очерчивались неживой остротой.

— Мама… — прошептал Чибис.

— Что? — зубы стукнули. Ксения взялась за подбородок, сдерживая невыносимый стук. — Надо что-то… Ты должен… должен…

Чибис опустился на снег, подполз и ухватил за ноги:

— Не могу… Я не могу… Очень… тяжело.

Иннино пальто завернулось и вздернулось. На пустом месте, с которого ее стянули, чернело пятно.

— Что? Что это? — он спрашивал, не понимая.

Ксения сунула руку и нащупала мокроту.

— Где здесь больница? — она разглядывала свои пальцы.

— Там, — он мотнул головой. — На той стороне…

— Надо машину, — зубы не посмели стукнуть. — Вставай, выходи на дорогу.

Чибис выступил за кромку и пошел по слюдяной полосе.

Серая «Волга» замерла, взвизгнув тормозами. Водитель распахнул дверцу.

— Там… она… у нее сильно… кровь…

Водитель медлил, словно раздумывая.

— У меня есть… Рубль, — Чибис шарил в кармане.

Водитель перебил, не дослушав:

— Давай-ка вместе, с обеих сторон.

Огибая Александровский сад, серая «Волга» летела к Неве.

— Сейчас свернем. По набережной, — водитель обращался к Чибису. — На, — он вытянул из щитка черную луковицу, — прижми и дуй.

Чибис прижал и дунул. Попутная машина шарахнулась, освобождая дорогу. В громком шипении, как в непроницаемом облаке, серая «Волга» летела туда, где умерла его мать. Не отводя от губ шипящей луковки, Чибис перегнулся через сиденье и заглянул в Иннино лицо. Оно было безжизненным и чистым, как бумажный лист.

* * *

Я ненавижу Великие города. Игралища, арены истории. Переезжая по необходимости, всегда выбирал самые невзрачные: центральная улица, застроенная трехэтажными домиками, стандартный набор кафе и магазинов, непременный «Макдоналдс» — лишь бы не все эти статуи, химеры, грифоны, римские воины, безжизненные ангельские лики. Колеся по Европе, объезжал их кольцевыми дорогами, благо, в наши дни это возможно.