Орфеи реки Невы

Во-первых, Державина крайне интересует опера. Он прекрасно понимает, что этот жанр укоренился в России не так давно, что имеет свойство инородного предмета, проникшего не без болезненных ощущений в тело музыкальной жизни России. Но он в числе первых со всей серьезностью и последовательностью делает вывод: «Долгое время опера была забавою только дворов, и то единственно при торжественных случаях, но, как бы то ни было, ныне уже стала народною… Скажу более, она есть живое царство поэзии». Державин как бы предощущал необыкновенный взлет оперного искусства, связанный с приходом Глинки. То есть не просто популярность оперы как жанра, что уже произошло давно, а проникновение ее в сознание самых широких масс населения, воздействие ее на реальные исторические и государственные процессы. «Ничем так не поражается ум народа и не направляется к одной мете правительства своего, как таковыми приманчивыми зрелищами. Вот тонкость политики ареопага (имеется в виду правительство. — К. К.) и истинное поприще оперы. Нигде не можно лучше и пристойнее воспевать высокие сильные оды, препровожденные арфою, в бессмертную память героев отечества… как в опере на театре».

Державин словно предощущал глинковского «Ивана Сусанина» и грядущего «Князя Игоря» Бородина. Но в его время героические сюжеты из отечественной истории были также в употреблении. Сам поэт писал оперные либретто на исторические темы — «Добрыня», «Грозный, или Покорение Казани», а также «Пожарский, или Освобождение Москвы — героическое представление в четырех действиях с хорами и речитативами».

Постепенно в «Рассуждении» Державин переходит к рассказу о песне. Не мог он не вспомнить в первую очередь своего друга — Н. А. Львова, составившего знаменитое «Собрание русских народных песен». «Российские старинные песни, — пишет он, — разделяются на три статьи: на протяжные, плясовые и средние. О характере, мелодии и сходстве их… видно в предисловии покойного тайного советника и кавалера Львова, при книге, изданной им в 1790 году о народном русском пении, где всякого содержания песни, собранные старанием его, положены на ноты придворным капельмейстером Прачем».

Державин советует поэтам искать множество любопытного и разнообразного в народных песнях, особенно в их слоге и образности. Но в то же время он не противник новым, бурно развивающимся песенным жанрам — романсу, лирической и застольной песне. Единственно, о чем он напоминает, так это о том, что сочинитель не должен забывать о древних песенных основах, без которых его произведение не станет подлинно народным, не найдет у слушателя душевного отклика. По этому поводу он замечает: «Наконец, в песне все должно быть естественно, легко, кратко, трогательно, страстно, игриво и ясно без всякого умничества и натяжения. Превосходный лирик должен иногда уступить в сочинении песни ветреной, веселонравной даме».

В последнем немало преуспевал и сам поэт. В иных своих сочинениях он настолько увлекается представившейся ему темой, столь отчетливо «слышит» лейтмотив ее, что даже не успевает вовремя поставить точку. Он спешит продолжить изложение своих ощущений на бумаге. Так, создав в 1802 году стихотворение «Лизе. Похвала розе», он не останавливается на этом и прибавляет к нему «примечание», которое должно будет, по его мнению, служить подспорьем будущему композитору: «Музыка должна быть для гитары и разложена так, чтоб после каждого куплета были припевом сии четыре стиха: «Лиза, друг мой милый, юный, Розе глас свой посвящай. На гитаре тихострунной Песнь мою сопровождай…»

И вот перед нами страницы других, не менее интересных рас-суждений Державина, не вошедших ни в один из его опубликованных сборников. Видимо, поэт много думал над изложением, потому что в беловом тексте постоянно встречается разнообразная правка и дополнения. С учетом этих мелких исправлений мы и попробуем прочитать интересующие нас заметки.

Начинает Державин с кантаты.

«Кантата — небольшое лирическое музыкальное сочинение, получившее происхождение свое в Италии. Она может заключать в себе канционету (краткую оду), мотету (церковный гимн) и кантату (песнь благородную, нравоучительную). Все они и прочие в Италии известныя, на музыку полагаемыя стихи, вошли в большое употребление не токмо в их отечестве, но и по всей Европе, со времен… Данта, Петрарха и Бокация».

Закончив сию историческую справку, поэт постепенно переходит к российской кантате.

«У нас кантата известна как под собственным ее именем, так и под названием концерта и простой канты. Концерты поются в церквах одною голосовою хоральною музыкою, а канты — в семинариях и мирских беседах певались в старину с гуслями и другими инструментами, как и духовный песни, более же одними голосами; ныне редко… Обыкновенно составляются… канты из разных житейских произшествий, мифологических, исторических, пастушьих и любовных, а особливо в случаях важных, торжественных. Например… на приезд из чужих краев великой княгини Марии Павловны… которыя на музыку положил… г-н Бортнянский».