Орган времени

– Ну, сначала нужно рецензию получить, – ответил Сергей Степанович. – Есть у меня знакомый профессор, я у него учился когда-то и диплом потом делал. Хороший человек. Мы с ним до сих пор отношения поддерживаем. К нему-то я и думаю прийти сначала.

– А вы ему еще ничего не рассказывали о своих экспериментах?

– Пока нет. Как-то хотел, но, слава Богу, не сказал.

– Почему слава Богу? – удивился я.

– Судя по реакции других, он тоже не воспринял бы это всерьез – не хотелось бы, чтобы он так думал обо мне.

– А сейчас?

– Ну, сейчас совсем другое дело. Теперь у меня есть вы, – он осекся, смутившись. – Извините.

– Ничего, все правильно. Но ведь прямых доказательств так и нет.

– Не только прямых, – подтвердил он, – но и с косвенными тоже не очень. Все равно. Деваться уже просто некуда, больше я не могу молчать об этом.

– Вот и правильно, – сказал я, желая приободрить его. – В случае чего, вызывайте меня, я сам поговорю с этим вашим профессором.

– Звучит устрашающе, – улыбнулся он. – А вообще, конечно, думаю, без вас не обойдется. К тому же, мне кажется, то, что я напишу, не будет окончательным вариантом. Скорее всего, после Олега Борисовича, так его зовут, мне придется все переделывать.

– Я вижу, вас это не смущает.

– Нет, – сказал он. – Это уже неважно. Сама по себе работа фактически сделана, а написание, оформление – это так, неглавное. Рано или поздно бумаги обретут нужную форму. Главное ведь – это сама работа, а ее я сделал. Теперь у меня масса времени до конца жизни. Это дело я, пожалуй, доведу, а новое… Вряд ли я возьмусь за что-то новое.

– Ну-ну. Зачем же так ставить на себе крест?

– Я не ставлю крест, это правда. Во-первых, само собой предстоит долгая бумажная война, потом нужно еще доработать массу непонятных моментов, которые мы обнаружили в связи с перемещениями. Так что хорошо, если у меня хватит сил и времени на это. И, наверно, я не должен жаловаться. Трезво оценивая ситуацию, можно сказать, мне уже хватит. Я и так отхватил довольно большой кусок пирога. Многие ли ученые могут похвастаться такой работой?

– Нет, – сказал я, – немногие. Тем более современные. Так, – я бросил взгляд на часы, – смотрите-ка, осталось уже чуть-чуть.

– Действительно, – он посмотрел на свои часы, лежащие передо мной, для него они были вверх ногами, – всего семь минут.

Веселый заяц стоял на левом крае стола.

– А почему заяц? – спросил я.

– Не знаю, – улыбнулся он. – Взял из дома. Эта вещь не похожа ни на что здесь – ни с чем не спутаешь.

Я кивнул, вспомнив, как переносил зайца на правый край перед глазами Сергея Степановича. Но сейчас игрушка все еще была слева. До того, как я перенес ее, оставалось ше… нет, уже пять минут.

– Все не могу отделаться от мысли, – сказал я.

– Какой?

– Я уже видел вас и переставлял зайца перед вами, и вы видели, как я делал это. Через пять минут мы будем видеть друг друга дважды.

– Хм, – улыбнулся он. – Как вы себе это представляете – видеть дважды?

– Не знаю, – пожал я плечами.

– Ладно, – сказал он, – осталось три минуты. Сидите, пожалуйста, неподвижно на всякий случай.

– Хорошо.

Я замер, Сергей Степанович тоже. Мы напряженно уставились на часы, где секундная стрелка совершала свой нервный бег по кругу. Мы молчали.

Вдруг я услышал, как за моей спиной открылась дверь и кто-то вошел в кабинет.

– Я пришла, Сергей Степанович, – услышал я Леночкин голос, и потом она подошла к нам.

Сергей Степанович не ответил и даже не обратил внимание на ее слова. Он смотрел на часы, затаив дыхание. Оставалось меньше минуты.

– Что это вы застыли? – сказала нам Леночка. – Молчите… Чего у вас тут? Ой! Какая прелесть!

Она приблизилась к столу и, не успели мы даже понять, что происходит, быстро протянула руку и взяла зайца со стола.

– Какой смешной, – сказала Леночка. – Откуда это?

Сергей Степанович на несколько секунд лишился дара речи. Он открыл рот и, похоже, дико кричал где-то внутри, но на самом деле не издавал ни звука. Глядя на это, я все ждал, что у него прорежется голос, и потому тоже молчал. Но через несколько длиннейших мгновений я понял, что ждать уже больше нельзя.

– Положи!

– Оставь!

– Не трогай!

Закричали мы с Сергеем Степановичем почти одновременно. Леночка даже дернулась от неожиданности. Но потом быстро взяла себя в руки.

– Хм, – самым капризным тоном произнесла она, – подумаешь, посмотреть нельзя. Вот, возьмите вашу игрушку, – она была само ехидство, – ничего с ней не случилось.

Леночка капризно скривила губки и поставила зайца… на правый край стола.

– Подумаешь, великие ученые, – фыркнула Леночка, потом повернулась и направилась к черной занавеске. И скрылась за ней.

Мы с Сергеем Степановичем в диком отупении уставились на переставленного зайца. Потом молча подняли взгляды и непонимающе, то ли с мольбой, то ли с укором смотрели друг на друга. Впрочем, в глазах Сергея Степановича скорее стоял беззвучный вопль и вопрос, обращенный к небесам, к аду, ко всему, и ко мне в том числе: «Почему?! За что?!»

– Как раз на то же место, – осторожно проговорил я.

Мы снова посмотрели на зайца. Он улыбался нам с правого края стола, держа морковку в руках.