Впоследствии, когда Саид стал de facto чем-то вроде
Согласиться с этим нельзя. Да, в самом деле, один из самых «статусных» палестинских беженцев не имел экзистенциального опыта
Выше уже было сказано, что Эдвард Саид не разделял идеалов арабского национализма вообще и палестинского, в частности. Более того, его жесткая полемика с нарождающимся палестинским национализмом стоила ему места в палестинском Национальном Совете.[437]
Его главный политический труд — «Палестинский вопрос»[438] — так и не переведен на арабский, и, более того, запрещен к изданию в Сирии и Саудовской Аравии. Тем не менее для становления палестинской нации Саид сделал очень много — может быть, даже того не желая.[439] Труды Саида сыграли огромную роль в том, что палестинцы стали осознавать себя не просто «арабами», а отдельнымТеперь, пожалуй, стоит сказать несколько слов об отношении Саида к тому народу, который сейчас считается главным врагом палестинских арабов.
Саид никогда не был антисемитом в вульгарном смысле этого слова. Более того: всю жизнь он провел в окружении евреев. Начать с того, что северная часть Тальбийе граничит с «еврейским» районом Рехавия, так что евреи были его ближайшими соседями. Колумбийский университет, в котором он сделал блестящую карьеру, слывет одним из самых «еврейских» в Америке как по составу преподавателей, так и по духу. Многие его интеллектуальные кумиры — такие, как Нибур или Исайя Берлин — были евреями, причем яростными сионистами. Его учителями и научными руководителями были евреи Харольд Блум и Гартман. Евреи входили в круг близких друзей Саида, например, знаменитый лингвист и диссидент Наум Хомский, пианист и дирижер Даниэль Баренбойм, вместе с которым Саид написал книгу[441]
и основал оркестр,[442] или хотя бы тот же Жак Деррида, с которым Саид всю жизнь поддерживал теплые личные отношения.[443] Он неизменно осуждал антиеврейский (не антиизраильский) террор.[444] В своем творчестве он неоднократно обращался к еврейской культуре и еврейскому историческому опыту, причем подчеркнуто благожелательно.