Ориентализм. Западные концепции Востока

Очень многие старательно искали хоть какое-нибудь сви детельство чисто звериной, «животной» ненависти Эдварда Саида к евреям или к Израилю, выражаемой в каких-нибудь практических действиях или хотя бы жестах. Таковое нашлось. Одно. В двухтысячном году Саид посетил родину своей супруги в Южном Ливане, из которого только что были выведены израильские войска. С семьей он приехал на границу, к стене, разделяющий Ливан и Израиль. Там он то ли кинул, то ли собирался кинуть камень в сторону Иерусалима. Вовремя подсуетившийся корреспондент газеты «The New Republic» сделал снимок — Эдвард Саид, изготовившийся к броску. Под язвительным названием «Representation of the Intellectual»[445] снимок обошел все мировые газеты. В дальнейшем «дело о камне» (то ли брошенном, то ли нет) было подшито к биографии Саида суровой ниткой. Друзья Саида пытались сгладить впечатление, например, утверждали, что он собирался кинуть камень, как кидают монетку, чтобы когда-нибудь вернуться в эти места.[446] Оппоненты, разумеется, увидели в этом жесте саморазоблачение «профессора террора»: вот чему, дескать, он учит на самом деле, и потребовали от университетских властей наказания ученого за «жест, призывающий к насилию против израильтян». Сам Саид объяснил свой жест «символическим проявлением радости» в связи с прекращением оккупации Южного Ливана.

Кстати, об этом — чему же он учил на самом деле. Здесь стоит забежать вперед: взгляды Саида на решение палестинского вопроса были довольно своеобразными. Вкратце: Саид, после некоторых колебаний, встал на позицию противников раздела Палестины на арабское и еврейское государство. Он утверждал, что евреи и арабы должны жить вместе, в одной большой Палестине от Ливана до Египта (это мнение он разделял с твердокаменным сионистом Исраэлем Шамиром,[447] с которым, опять же, находился в неплохих отношениях и даже, по слухам, пытался обсуждать какие-то политические прожекты). Правда, в чаемом Саидом общем государстве главными должны быть арабы — хотя бы потому, что их больше (а будет еще больше). Саид считал, что евреи должны жить в меньшинстве, даже в «еврейском государстве» — и высказывал это публично.[448]

Саид не считал евреев колонизаторами и понимал намерение вернуться на историческую родину. Можно сказать, что в галутных евреях он видел товарищей по несчастью. При этом он был абсолютно непримирим по отношению к сионизму и сионистам. Он считал их врагами, виновными не только в исторической несправедливости как таковой, но и в его собственной судьбе.

5

Незадолго до «Начал» Саид выпускает книгу «Палестинский опыт» (1969). К тому времени он, по собственному признанию, уже полностью погружен в палестинские дела. По сути, он становится «голосом Палестины» — его блестящие тексты становятся все более популярными. Он печатается в американских, английских и арабских газетах. Фактически он создает язык современной палестинской журналистики — со всеми его достоинствами и недостатками. Так или иначе, его статьи публикуют «Нью Йорк таймс», «Ньюсуик», «Монд», и другие издания «первого ряда».

Следует отметить, что Саид-разделял академические штудии и политическую злобу дня — не потому, что считал подобное разделение правильным, а потому, что не хотел выступать в качестве героя того самого снобистского афоризма — литератора, читающего политические документы. К тому же «культурные штудии» к тому времени приобретали все более сомнительный оттенок, причем сомнительность начиналась именно с политизированности. Саид всегда относился к разного рода рода «феминистской антропологии» или «негритянской культурологи» с брезгливостью. Когда и его «Ориентализм» тоже стал использоваться для подобных целей, он с негодованием восклицал: «Как можно обвинять меня в том, что я участвую в „разоблачении мертвых белых самцов“?[449] Все знают, что я люблю Конрада!» Впрочем, право «любить Конрада» ему еще придется доказывать, и не один раз.

Выход в свет «Начал» совпадает с заметным ростом политического влияния Саида. В 1975 году он выступает на заседании американского подкомитета по международным делам, где заявляет, что палестинцы превращены в чужаков в собственной стране. В этой же речи впервые публично произносится обвинение в адрес Израиля, лишающего палестинцев не только человеческих прав и собственности, но и истории и самосознания. Впоследствии это обвинение будет развито и обосновано многочисленными примерами: перу Саида, например, принадлежит подробный анализ израильских школьных учебников по истории Израиля, в котором история Палестины представляется непрерывной историей еврейского государства, иногда прерывающейся на времена правления иноземцев — римлян, турок и англичан, — а роль и место арабов принижаются. Здесь культурология, наконец, находит свое применение в качестве политического инструмента.