Ориентализм

Необходимо рассмотреть более яркие практические успехи ориентализма хотя бы для того, чтобы судить о том, насколько точно ошибочна (и насколько совершенно противоположна истине) была грандиозно опасная идея, высказанная Мишле[328], о том, что «Восток продвигается, непобедимый, губительный для богов света очарованием своих грез, магией своего кьяроскуро»[329], [330]. Культурные, материальные и интеллектуальные отношения Европы и Востока прошли через бесчисленное количество фаз, хотя граница между Востоком (East) и Западом оказывала на Европу постоянное воздействие определенного рода. Но в целом именно Запад двигался на Восток (East), а не наоборот. Ориентализм – это общий термин, который я использую для описания западного подхода к Востоку; ориентализм – это дисциплина, с помощью которой к Востоку подходили (и продолжают подходить) систематически, как к предмету изучения, открытия и практики. Но, кроме того, я использовал этот термин для обозначения той коллекции грез, образов и слов, доступных каждому, кто пытался говорить о том, что лежит к Востоку от разделительной черты. Эти два аспекта ориентализма не противоречат друг другу, поскольку, используя их, Европа могла уверенно и отнюдь не метафорично продвигаться на Восток. Здесь я хотел бы главным образом рассмотреть материальные свидетельства этого продвижения.

За исключением ислама Восток для Европы до XIX века был областью с непрерывной историей неоспоримого западного господства. Это абсолютно верно в отношении британского опыта в Индии, португальского опыта в Ост-Индии, Китае и Японии, а также французского и итальянского опыта в различных регионах Востока. Были отдельные случаи, когда непримиримость местного населения нарушала идиллию, например, когда в 1638–1639 годах группа японских христиан вышвырнула португальцев из страны; по большому счету, однако, только арабский и исламский Восток был для Европы серьезным вызовом на политическом, интеллектуальном и, в определенное время, экономическом уровнях. Таким образом, на протяжении большей части своей истории ориентализм несет на себе отпечаток проблематического отношения европейцев к исламу, и именно вокруг этого остро-чувствительного аспекта ориентализма и вращается в этом исследовании мой интерес.

Без сомнения, ислам был во многих отношениях настоящей провокацией. Он находился очень близко к христианству, географически и культурно. Он опирался на иудео-эллинистическую традицию, творчески заимствовал у христианства и мог похвастаться непревзойденными военными и политическими успехами. Но и это было не всё. Исламские земли были расположены рядом с землями библейскими и даже перекрывали их; более того, сердцем исламских владений всегда был наиболее близкий к Европе регион, называемый Ближним Востоком. Арабский и иврит – семитские языки, и вместе они располагают материалом, чрезвычайно важным для христианства. С конца VII века до битвы при Лепанто в 1571 году[331] ислам в его арабской, османской или североафриканской и испанской форме господствовал над европейским христианством или был ему реальной угрозой. Тот факт, что ислам превзошел и затмил Рим, не мог остаться незамеченным ни в прошлом, ни в настоящем Европы. Даже Гиббон не был исключением, как видно из следующего отрывка из книги «Закат и падение Римской империи»: