За реализацию путевок в семейную «мини-гостиницу» Сенюшкиных отвечала их дочь, Антонина, студентка третьего курса пищевого техникума. Тоня не подводила родителей и исправно получала свою долю от доходов предприятия, которую имела право не вкладывать в семейный бюджет. Каждый год после окончания сезона она щедро пополняла свою грандиозную коллекцию дешевой бижутерии гроздьями и кольцами новых сережек, браслетов, кулонов и колье самых разных цветов и размеров. Комната общежития, в которой Сенюшкина-младшая жила в течение учебного года, из-за обилия пестрых украшений всегда имела праздничный рождественский вид. Однокурсницы ходили сюда, как на экскурсию. Экспонаты было дозволено трогать руками, но не одевать.
— Ну дай мне вот эти бусики на свиданку, пожалуйста, — просила иногда какая-нибудь из Тониных подруг.
— Не могу.
— Ну почему? Я сразу же верну!
— Все вещи обладают энергией хозяина. Если наденет кто-то другой, энергия испортится, — с трудом выдавливала из себя Тоня подобие фразы, которую как-то слышала по телевизору.
Подруг у нее было не много. Но девушку это не очень печалило.
Однажды очередным жарким летом в сарайчик Сенюшкиных заселились три очень миленькие девушки-студентки, которых Тоня обнаружила на факультете бродильного производства и виноделия. Услышав название специальности, мать, Зинаида, поначалу воспротивилась потенциальным клиентам.
— Небось выпивохи какие? — поинтересовалась она у дочери.
— Ты, мать, что, дура? Сейчас на всех факультетах выпивохи есть. Не выдумывай!
Как и пообещала Тоня, никакого беспокойства чете Сенюшкиных девушки не доставляли. Почти все время они проводили на природе, гуляя по окрестностям с ровесниками, местными и отдыхающими.
— Хорошие девочки, — печально произнесла Зинаида, провожая взглядом хрупкие фигурки, тянущие турецкие клетчатые сумки к автобусной остановке, когда к Приозерному уже начал подбираться сентябрь.
— Хорошие, — согласился Валентин, не отрывая взгляда от экрана громоздкого «Фотона», который в теплое время года выносили на улицу под навес, чтобы дышать свежим воздухом во время просмотра. Кроме того, он выполнял роль летнего кинотеатра для постояльцев.
— Я такая, чтобы они хоть весь год жили. Тихие. Никакого неспокойства, — продолжала Сенюшкина.
— Никакого, — снова согласился Валентин и громко поскреб щетинистый подбородок.
— Все в свой хутбол чертов пялишься? Сходил бы лучше воды наносил.
Сенюшкин покорно вздохнул и вышел из комнаты. Зинаида сняла засаленный фартук и пошла в сарайчик осмотреться после отъезда клиентов.
Времянка была непривычно пуста, и только обнаглевшие к августу мухи рассекали спертый воздух и садились на низкий потолок. Остановившись посредине комнаты, Зинаида по-хозяйски осмотрелась. Может быть, девицы чего забыли? Иногда отдыхающие оставляют после себя любопытнейшие вещи, которые вполне могут пригодиться в хозяйстве.
На первый взгляд, ничего особенного в комнате не было. Но вдруг уже было разочарованная женщина заметила что-то разноцветное под маленькой тумбочкой. С трудом изогнув массивное тело, Сенюшкина наклонилась и взяла в руки пластиковую баночку, наполненную прозрачной студенистой массой. На ярко-синей этикетке красовалась желтая надпись:
LUBRICANT
— Крэм какой, что ли? — спросила она вслух сама себя. — Импортный. Дорогой, наверное.
Зинаида сильно напрягла практически неиспользуемую часть памяти, которая когда-то отвечала за багаж школьных знаний и хранила в себе обрывки латинского алфавита. Наморщив лоб и выпучив глаза от умственного напряжения, она громко прочла по слогам:
— Лу-бри-кант!
Слово коротким эхом разнеслось по пустой комнате, и Зинаида вслушалась в его звучание.
— Лубрикант, — снова повторила она. — Ишь ты!
Женщина еще раз, со всех сторон осмотрела баночку, недоуменно хмыкнула и сделала категорический вывод:
— Для лица. Точно.
Громко звеня длинными серьгами, выполненными в стиле веток рябины, Тоня властно отворила калитку и ступила на тропинку, тщательно очищенную от палой листвы и куриного помета к ее приезду.
— Мама, папа, знакомьтесь, — сказала Антонина, — это Николай.
— Можно просто Коля.
Сенюшкины с недоумением смотрели на молодого человека. Рядом с Антониной, сочетавшей в себе мощную отцовскую стать и унаследованную от матери грудь, размером в два баскетбольных мяча, Николай смотрелся, примерно, как самец рыбы-удильщика рядом со своей самкой. Маленький, тощий, в мешковатом пиджаке и коротких брюках над потертыми кедами, он кренился вправо под весом большой спортивной сумки, ремень которой жестоко врезался в костлявое плечо. Коля с сомнением взглянул на ручищу Валентина Сенюшкина, протянул ладонь для рукопожатия, а в следующую секунду сдавленно хрюкнул и побледнел. Отпущенная на свободу маленькая кисть затрепыхалась в воздухе. Зинаида попыталась загладить неловкость и заключила юношу в гостеприимные объятия.
— Очень приятно, — на городской манер произнесла она.