Визит дочери всегда был радостью для Зинаиды, а известие о том, что Тоня приедет с кавалером, повергло женщину в деятельный восторг. Два дня Сенюшкина готовила, прибирала дом и участок. Угрожая физической расправой, она заставила Валентина побриться, а утром обрядила мужа в новую рубашку, голубую с темно-синими полосками. Зинаида договорилась с Тамарой, продавщицей единственного в Приозерном магазина, и та раздобыла две банки качественной красной икры, за которыми пришлось идти после закрытия, дабы не возбуждать подозрений соседей.
Сияющая Сенюшкина, облаченная в цветастое новое платье, делавшее ее еще более необъятной, радушно улыбнулась и пригласила всех за накрытый на веранде стол. Там уже томилась в ожидании кастрюля щей, по габаритам больше напоминавшая бочку, рядом с которой вулканическим столбом поднимался пар от огромного блюда с вареной картошкой, окруженного тазами салатов. Повсюду стояли тарелки с разнообразными соленьями и маринадами. Тут же, в специальной посуде, покоились тела трех куриц, запеченных в духовке. В центре стола гордо вздымала тонкое горло внушительная, запотевшая бутыль белесого самогона, вокруг которой водили хоровод бутерброды с икрой.
При виде всего этого великолепия, лоб Николая покрылся испариной.
— Извините, — проблеял он, — у меня панкреатит.
— Отец — учитель, мать — инженер, — сказала Антонина в ответ на недоуменные взгляды родителей. — Умный.
— Интеллигент, — понимающе кивнула Зинаида. — А я-то подумала, что там у него за панкре итить!
Во время обеда она не спускала глаз с дочери. «Какая Тонька стала, — думала Зинаида. — Взрослая совсем. И ухажера себе нашла городского. Интеллигента».
— А ты, мать, молодец, — прочавкала Антонина, терзавшая уже третий кусок курицы. — Все хорошеешь. Мне б в твои годы так выглядеть.
— Так, а чего ж не выглядеть? — кокетливо согласилась Зинаида. — Мы тут, хоть и деревенские, а от времени не отстаем. В курсе последних достижений этой… космологии…
— Космологии? — не поняла Тоня.
— Косметологии, наверное, — робко поправил Николай.
— Ага, ее, — кивнула Зинаида. — Знаем, как не стареть-то.
— О как? — удивилась Антонина.
— А то! — Зинаида состроила серьезное лицо. — Думаешь, только вы, городские, все знаете? Дудки! Мы тоже лубрикантом пользуемся.
При этих словах вилка выскользнула из рук Николая и упала в тарелку с громким звоном.
— Чем ты пользуешься? — спросила Антонина.
— Лубрикантом, — повторила Сенюшкина-старшая. — А ты не знаешь? Крэм такой. Пользуюсь утром и вечером, каждый день.
— Я всегда хотел жить в деревне, — сказал вдруг Николай, ни к кому не обращаясь. — Чистый воздух, натуральная пища… здоровье, долголетие…
— И как? — Тоня внимательно смотрела на мать. — Помогает лубрикант-то?
— Спрашиваешь! — фыркнула та. — Еще как помогает! И от морщин, и от мешков… от всего! На прошлой неделе, вон, деду Харитону дали чуток.
— Ему-то на кой?
— Дык, он там себе смазал, — терпеливо пояснила Зинаида. — Теперь, когда ходит, не скрипит.
— Что у него не скрипит? — с подозрительным ужасом спросил Николай.
— Да протез, — отмахнулась Сенюшкина-старшая. — Ноги у него нету.
Николай кивнул и продолжил есть, время от времени испуганно поглядывая на Зинаиду.
— Одно плохо — ни хрена не впитывается, зараза… Смывать приходится.
Под пристальным взглядом Тони, Зинаида подошла к серванту и достала баночку, на дне которой оставалось совсем немного прозрачного геля. Взяв немного на палец, Сенюшкина-старшая принялась наносить его на лицо движениями, подсмотренными в рекламном ролике. В тот же миг Николай подавился и закашлялся, но, после быстрого удара локтя Антонины, сдавленно захрипел и умолк.
Зинаиде не спалось. Она лежала на широкой кровати одна — Валентин, прихватив три старых, керосиновых фонаря, уехал на озеро, пообещав утром угостить всех раками. В открытое окно спальни вползали звуки августовской ночи: далекий лай собак, стрекотание сверчков, еле слышная возня ветерка в кронах деревьев.
В комнате напротив спальни родителей спала Антонина. Вечером, когда пришла пора устраиваться на ночлег, Сенюшкина-старшая категорически воспротивилась желанию дочери спать в одной постели с будущим мужем.
— До свадьбы, — грозно глядя на Николая, сказала она, — ни-ни!
Юноша, мучимый обострившимся от обильных кушаний панкреатитом, истерзанный ласковыми тычками, щипками и шлепками будущих жены и тещи, кивнул покорно и даже с облегчением. Антонина начала было возмущаться, но, взглянув на грозно насупившуюся мать, умолкла. Николая разместили в «пансионате», Зинаида сама проследила, чтобы молодой человек поселился с максимальным комфортом.
Перед тем, как улечься в кровать, она заглянула к дочери. Тоня, одетая в длинную ситцевую ночную рубашку, доставала вещи из спортивной сумки и аккуратно раскладывала по полкам.
— Ох, умаялась, — выдохнула Зинаида и уселась на край отчаянно взвизгнувшей панцирной кровати.
— Да, накормила ты нас, мамка, знатно, — сказала Тоня и, словно в подтверждение своих слов громко икнула. — Спасибо.