Ория (сборник)

— Белый Кром. Это столица, я там жил несколько лет. Город большой, тысяч двадцать будет. Очень сильные укрепления — из белого камня, потому и зовут город так. Но их давно не подновляли, некоторые башни совсем ветхие…

Следовало привыкать. Венеты называли вежу «башней», дом — «избой», дедича — «боярином». Обо всем этом и многом другом можно было, конечно, расспросить Ярчу-ка, но из венета плохой рассказчик. Сова — иное дело. Сразу видно, в настоящем войске служил.

— Теперь дороги, комит. От Лучева до столицы их две, обе проходимы только летом и зимой, когда снег ляжет. Сейчас, если развезет, конница пройти не сможет…

Все эти важные подробности Згур решил выяснить просто так, на всякий случай. На Сури задерживаться он не собирался. Но времени было предостаточно, а лишних знаний не бывает. Итак, дороги плохи. Много лесов, села (то есть «деревни») встречаются нечасто…

— Реки… Их много, комит, но лодьи ходят только по Донаю, это на полдне, и Лаге. Лага вот, течет с полудня на полночь до Скандского моря…

Згур вновь кивнул, показывая, что понял. Удобные реки — по Донаю до края света доплыть можно, до франков и бретов, а Лага до полуночных морей лодьи донесет. И для торговли хорошо. И для войны. Вот по этим рекам сканды на Сурь и жалуют…

О скандах за эти дни Згур уже наслушался всякого. Слушал — и поражался. Скандов в Ории знали — как не знать. Торговцы с далекой полуночи, что рыбий зуб и ножи белого железа привозят, да наемники — краса савматской стражи. Только не тем они в иных землях, как оказалось, известны. Всем странам Заката, от бретов до Сури, горше самой смерти казались низкобортные скандские лодьи с деревянным Змеем на носу. И творили молитвы в лесных капищах, в многокаменных храминах, прося разных богов да в единый голос: «Боги! Спасите от ужаса скандского!»

Стало даже обидно. Згура учили крепко — и как огр-скую конницу в чистом поле останавливать, и как румские галеры у берега встречать, и даже (негромко, вполголоса) как бить надменных сполотов, что слишком быстро Великую Войну забыли. А вот о скандах даже не вспоминали. Разве что за бой ручной хвалили да за лихость. А вот как этой лихости окорот делать, никто будущих десятников и сотников не учил. Ни к чему было.

Згур понял, что на сегодня достаточно. Поблагодарив белокурого Сову, он отпустил парня и вновь взглянул на близкий берег. Пусто, скучно. И хорошо, что так! Веселье впереди.

Самое время было заняться тем, до чего за суетой походной руки не доходили. Хотя бы Ярчуком. И в первую очередь Ярчуком.

Оказавшись на борту чернобокой румской лодьи, венет

забился в самый дальний закуток и словно в спячку впал. Згур видел — «чугастру» не по себе. Он единственный отказался надеть новый плащ и остался в своем мохнатом полушубке, походя в нем на заблудившегося медведя-шатуна. С «катакитами» речей не вел, разве что с Чудиком, и то изредка. Фрактариям венет тоже не полюбился. Для всех он был «комитов слуга», чье имя быстро переиначили в «ярта-ка». Вначале Згур думал, что румы просто не могут выговорить венетское слово, но вскоре узнал: «яртак» означало «упырь». Згур даже обиделся за своего бородатого спутника. Странен, конечно. Но не упырь же!

Венета он нашел на его обычном месте — в самой глубине, у небольшой железной печурки. Ярчук сидел нахохлившись и даже шапку не сняв, хотя от дров шел жар, хоть без рубахи ходи. На Згура «дикун» даже не взглянул, только чуть подвинулся, словно приглашая. Згур подумал, присел рядом, помолчал.

— Скучаешь? — поинтересовался он наконец, сразу же сообразив, что не так начинать надо. Венет еле заметно повел плечами:

— Этого, боярин, сроду не умел. Мозгую, чуток… В самый раз было посмеяться над лохматым «мозгляком», но Згур, конечно, сдержался.

— О жизни?

— О ней. Плохо, когда от стаи отбился…

Сказано было так, что Згуру на миг показалось, будто рядом с ним сидит волк — или косматый одичалый пес. Ярчук.

— Но ведь люди не стаями живут!

— Стаями, боярин, — Ярчук вздохнул, поскреб бороду. — Назови, как хошь, а все одно стая выходит. И в каждой стае — свой лад. Всего-то и надо — обычаи знать да лад блюсти. Вот ты, боярин, горазд надо мной смеяться…

Згур хотел возразить, но не решился. Ведь и вправду…

— И фрактарии эти на меня косятся. Али, думаешь, не вижу? И одежа не та, и борода с власами, и молюсь по-иному, каждой коряге поклоны бью, и мертвяков третье-нощных привечаю. Ровно леший какой…

Странно, в голосе венета не слышалось обиды. Скорее Ярчук был удивлен, словно родитель выходками своих чад малых да неразумных.

— А ведь отчего так? Оттого, что я по обычаю своей

стаи жить тщусь. Так мы, венеты, испокон лад блюли. Вот ты, боярин, зашел бы в деревню нашу в своей одеже, да с бородой скобленой, сказал бы «Чолом!». Смеху б было! Да смех-то ладно! А вот огню б не поклонился, пса ногой пнул, так и обида бы вышла…

Згур задумался. Все верно, в каждой стае свой лад.

— Ну, извини, Ярчук! Ничего, скоро домой вернешься, а там и стаю разыщешь…