— Ты, Мислобор, добрый-добрый есть! — Хальг покачал седой головой, повернулся к Згуру: — Жаль, что ты не увидишь маленького Войчу! Ты бы передал ему привет от старого злого Хальга. Я очень скучать по нему…
— Я передам. Я скоро поеду домой… — вырвалось у Згура, но слова застыли на языке. Домой? Поэтому он и здесь?
— О, да-да! — Хальг засмеялся. — Я тоже очень-очень хотеть домой, маленький страшный Згури! Мы все хотим домой, но остаемся здесь! Мы очень любим Великую-Великую Сурь! Какую половину ты любишь больше, Згури? Полночь? Полдень? На полночи девицы ленивы, но купцы жирны. На полдне, говорят, все наоборот. Был бы я молод, то предпочел бы шустрых-шустрых девиц. Но старый Хальг очень-очень стар, он любит жирных купцов…
Седой сканд шутил, но Згур понимал — шутки кончились. Для этого его и пригласили сюда. «Старый Хальг» тоже догадался, что Венец распадается пополам.
— А Лайва Торунсона очень-очень старый Хальг тоже любит? — поинтересовался он.
Ответом была довольная усмешка:
— Старый Хальг всех вас очень-очень любит. Мой самый лучший друг Лайв Торунсон очень-очень добрый есть! Он согласен подарить мне полночь, а сам хочет править в Белом Кроме. Но он совсем немножечко жадный, мой лучший друг! Ну почему бы ему не уступить мне Белый Кром? Я так много-много плакать!
Перевода не требовалось. Сканды не поделили Сурь. И теперь Хальг готов договориться-с ним, Згуром, если тот уступит ему столицу. На миг Згур почувствовал омерзение. Ему предлагают резать на куски несчастную, разоренную страну — словно отрез богатой ткани, взятой при грабеже. Но возмущаться легко. А вот справиться с Лайвом, имея в заполье пять тысяч воинов Хальга, даже не трудно — невозможно.
— На полночи тебя все равно не поддержат, Згур, — негромко проговорил Мислобор. — Здесь верят в Вознесенного. Тебя боятся.
И это было правдой. Старые боги сплотили Полуденную Сурь, но они же оттолкнули полуночных венетов. Выбора не было, но Згур молчал. Это не его земля. Он просто наемник, за которого схватились в миг отчаяния, как за соломинку. Разве может он решать такое?
Вдали, за стеной высоких деревьев, послышался громкий, протяжный крик. Ночная птица — сыч или неясыть — -спешила за добычей. Но Згуру показалось, что это голос тех, кто говорил с ним на Курьей горе. Его торопили. Чьи-то всесильные руки уже разломили Венец пополам.
— Решаю не один я, — Згур отвернулся, чтобы не видеть хитрой усмешки седого конуга. — Если Лайв будет разбит, в Белый Кром может войти… кто-то другой.
Имени называть не стал — ни к чему. Хальг, наверно, знает — должен знать. Згура не примут в столице. Но великий боярин Асмут — свой, его любит «крестова людь». Сына Луга охотнее признают великим кнесом, чем сканд-ского заброду. И тогда чернобородый вспомнит обо всем — и о лохматом венете, и об огрской девушке по имени Ве-шенка, и об Ивице. Да и Згуру с его «катакитами» едва ли позволят уйти, унося заработанное серебро.
— Кто-то, — задумчиво повторил Хальг. — Ай-ай-ай! Этот глюпий кто-то тоже очень жадный есть! Но пусть маленький страшный Згури не бояться! Пусть этот кто-то идет в Белый Кром! Один! Совсем один!
— С двумя сотнями латников, — усмехнулся Згур.
— Ай-ай-ай! Нам с Мислабури очень страшно есть! Две сотни латников! Но ничего, у старого-старого Хальга очень много ушей и очень много глаз. Если этот глюпий кто-то подойдет к столице, я успею убежать далеко-далеко! Я хорошо спрячусь, маленький Згури! Я стану мышкой и нырну в очень-очень глубокую норку!
Светлые глаза смеялись. Згур понял. Конечно, у Хальга много ушей и много глаз. Асмута не пустят в столицу. Ни одного, ни с его конницей.
— Наверно, маленький Згури хочет, чтобы этому кто-то не причинили зла? О да, мы не причиним ему зла. Нет-нет! Мы пришлем тебе его голову, и она скажет, что мы были с ним очень-очень добры…
И вновь Згур почувствовал, как в душе закипает гнев. Ему предлагали предательство. Пусть он ненавидит Асмута, пусть великий боярин — враг всех, кого он любит, но они — союзники. Асмут не предавал его…
Вновь закричала птица, и в ее крике слышался хохот — злой, торжествующий. Пути назад не было. Старое правило, известное всем, кто играет в «Смерть Царя». Взялся за деревянную фигурку — ходи! Великого боярина подставляли «под бой».
— Сначала — его! — Згур взглянул на умирающие угли костра, покачал головой. — Потом меня… Седой и черный переглянулись.
— О, да-да! — кивнул Хальг. — Разве можно верить злым коварным скандам? Ты не верь, маленький Згури! Ты просто немножечко вспомни, что есть еще мады, есть алеманы. Если я возьму Лучев, они перейдут границу. Я не жадный есть, мне хватит и этой войны. Жадный не я, жадный — Лайв Торунсон. К тому же нам с Мислабури спешить некуда есть. Если не я, а мои внуки когда-нибудь будут править всей Сурью, старый Хальг порадуется за них в Золотом Чертоге. У тебя нет дочки, маленький Згури? Если нет, то поторопись. Мой внук, твоя дочь — почему бы не отдать им Сурь, когда придет наш час?