Ория (сборник)

— Не помню, — Згур не выдержал, отвернулся. — Кажется… Кажется, там.поется, что другой риттер послал гонца к врагам, и те устроили засаду. Или даже не посылал. Просто враг оказался хитрее… Это грустная песня, Асмут . Лутович!

— А эта… пеночка… — голос чернобородого внезапно дрогнул. — Она не пела, почему предупредила риттера… так поздно?

Почему? Згур невесело усмехнулся. Этак и вправду песню сложить придется!

— Пела…

Под покровом могил

Те, кого ты убил,

Долгой муки не в силах снести.

Их, убитых, не счесть.

Не измена, а месть

Ждет тебя на неправом пути!

— Вот как… — Асмут дернул щекой. — Месть? А я подумал, что другие просто захотели поделить… это село.

Хотелось сказать «нет». Какое ему, Згуру, дело до неведомого риттера?

— Решай сам, Асмут Лутович… Лучеву не нужна новая война. Оставь Белый Кром в покое! Если нет — сообщу Хальгу. И пусть нас рассудят боги!

Великий боярин задумался, рука сорвала травинку, смяла, отбросила в сторону…

— Но почему, Згур Иворович? Тебе мало Лучева? Згур усмехнулся. Мало?

— Да, мне мало Лучева, великий боярин! Мне нужны еще две головы — те, что ты хочешь взять себе. Забудь о Ярчуке и девушке-огринке! Ты хочешь Венец Сури — и мечтаешь о кровной мести, словно лесной разбойник! Ярчук убил твоего сына, а твой сын перебил весь его род. Так что, будете резаться до седьмого колена? А Хальг и дальше станет стравливать нас. Меня не будет — найдется иной!

— Что же предлагаешь, воевода? Голос Асмута звучал странно, в нем слышалась столь незнакомая Згуру неуверенность.

— Белый Кром достанется Хальгу. Пока. У нас нет сил для новой войны. Ее нужно готовить долго — не один год. И Лучеву будут нужны все — и я, и ты, и Ярчук. А если мы начнем резать друг друга, то на наших костях станут пировать сканды.

И вновь Згуру показалось, что вместо него говорит кто-то другой. Он вдруг понял, что из Сури ему уже не уйти. Слишком поздно…

— Ты сказал «мы»… — тихо, еле слышно проговорил Асмут. — Значит, Полуденной Сурью хочешь править ты сам. Ты — чужак, вожак наемников… Мои предки властвовали здесь еще тысячу лет назад…

— Решай сам, — повторил Згур. — Можешь договориться с Хальгом — и прислать ему мою голову. Думаешь, поможет?..

Асмут медленно встал, расправил плечи:

— Нет, не поможет… Спасибо, что спел мне песню, воевода. Ты прав, новую войну сразу не начнешь. А так хотелось!.. Что ж, через несколько лет я разобью Хальга и тогда посмотрим, кому достанется Кром. Но… Я не смогу простить этого дикаря — Ярчука. И он никогда не простит мне.

— Не прощай, — Згур почувствовал, как с плеч спадает

тяжкая ноша. — Этого не прошу…

Он вдруг понял, что выиграл еще одну битву. Может,

еще более трудную…

Пора было уходить, но Асмут внезапно поднял руку:

— Погоди… Прошлый раз ты обвинил меня в том, что я

бью кнутом беззащитных женщин…

Згур замер — боярин говорил об Ивице.

— Тогда я думал о Белом Кроме и не хотел копаться в этой грязи. Но сейчас нам придется жить вместе — и не один год. Ты должен извиниться, Згур Иворович!

Извиниться? Перед Асмутом? Но ведь он сам видел!..

— Мне все-таки пришлось взяться за кнут. Правда, я никого не бил. Просто припугнул ее служанку. Тебе интересно, что она рассказала?

Згур покачал головой. Он уже догадывался — но слушать такое не хотел. Особенно от чернобородого.

— Ивица — моя единственная наследница — имени, титула и всего, что к этому прилагается. Она — и ее сын. Но это пока у меня самого не родятся дети. Давно уже подумываю о новой женитьбе, да все не с руки…

Все верно. Асмут не захотел брать в жены молодую вдову…

— Можешь поговорить с Ивицей сам… Згур не выдержал — прикрыл глаза. Хрипловатый голос, говоривший о любви. О любви — и о мести. Рыжая

рассчитала все точно…

— Поговорю… И если… И тогда — извинюсь. Асмут кивнул, по лицу скользнула злая усмешка.

— Не только с ней! Сходи на Курью гору, она часто бывает там. Ее мать была жрицей Слепого Бога. Слыхал о таком? Год назад Ивица сошлась с каким-то чаклуном. Говорят, он хорошо варит любовное зелье…

«Отведай, Згур свет Иворович! Не побрезгуй!» Згур отвернулся. Чему верить — хриплому голосу той, что клялась в любви на строках древнего свитка, или «змеиному языку» чернобородого? Но в глубине души он уже понимал: сомнение — и есть ответ. А он еще удивлялся, откуда Слепой знает об Ивице!..

— Поговорю, — повторил он, убеждая самого себя. Как только вернусь…

…Усталость валила с ног, глаза сами собой закрывались, и Згур с трудом мог понять, чего хочет от него десят-ник-фрактарий, возглавлявший вечернюю стражу. Все, что можно, уже сделано: перевязаны раненые, расставлены посты, посланы гонцы во все полуденные города. К тому же рана на переносице начала ныть, и Згуру более всего на свете хотелось остаться одному. Но десятник был настойчив. Вернее, настойчивым оказался человек, пришедший в лагерь совсем недавно. Комита Згура требовали по срочному и тайному делу.

Сразу же вспомнился Хальг. Не с поздравлениями ли прибыл гонец? Или нетерпеливый сканд интересуется, когда таинственный «кто-то» собирается пожаловать в столицу?