Орикс и Коростель

Теперь он на финишной прямой. Вдоль дороги разбросаны вещи, которые люди обронили в спешке – словно поиск сокровищ наоборот. Чемодан, рюкзак, откуда вывалилась одежда и всякое барахло, открытая косметичка, рядом – одинокая розовая зубная щетка. Браслет, заколка-бабочка, блокнот, страницы размокли, записей не разберешь.

Наверное, сначала у беглецов была надежда. Видимо, они думали, что эти вещи им еще пригодятся. А потом передумали и оставили всё. Разжали руки.

«Омоложизнь»

Когда Снежный человек добирается до внешней стены поселка «Омоложизнь», пот течет с него ручьями, он задыхается. Стена на месте, она по-прежнему высокая – двенадцать футов, но больше не под напряжением, а колючая проволока ржавеет. Он минует внешние ворота, которые будто кто-то взорвал, останавливается в их тени, съедает энергетический батончик и допивает остатки воды. Затем продолжает путь через ров, мимо будок для часовых, где прежде стояли люди из ККБ, и застекленных кабин, где они через приборы следили за территорией, мимо укрепленной сторожевой башни со стальной дверью – теперь навеки распахнутой, – где у него когда-то снимали отпечатки пальцев и рисунок сетчатки.

Дальше аллея, которую он так хорошо помнит: утопающий в зелени жилой сектор, большие дома – псевдо-Георг, псевдо-Тюдор и псевдофранцузская провинция, извилистые улицы ведут к полю для гольфа, ресторанам, ночным клубам, больницам, торговым центрам и закрытым теннисным кортам. Все для сотрудников компании. Справа, за пределами жилого сектора, – ярко-оранжевые изоляторы для агрессивных биоформ и черные кубы из пуленепробиваемого стекла – корпуса, где сидело руководство. А вдалеке цель путешествия Джимми – центральный парк, из-за деревьев виднеется зачарованный купол, круглый, белый и блестящий, точно ледяной шар. При одном взгляде на него Снежный человек содрогается.

Но сейчас у него нет времени на тщетные роптания. Он спешит по главной улице, огибая груды тряпок и обглоданные человеческие скелеты. Почти ничего не осталось, кроме костей – грифы отлично поработали. Когда он уходил, все это напоминало поле битвы и воняло, как на бойне, однако сейчас тихо, и смрад почти не чувствуется. Свиноиды распахали все газоны, повсюду кучи их дерьма – к счастью, не особо свежего.

Первоочередная задача – найти еду. Имеет смысл пойти по дороге туда, где раньше находились торговые центры – там скорее найдется что пожрать, – но Снежный человек слишком голоден. И нужно укрыться от солнца – немедленно.

Он выбирает второй поворот налево, к жилым домам. На обочине уже растут сорняки. Улица идет по кругу, в центре – островок зелени, там растут кусты, чахлые и неподрезанные, с яркими красными и фиолетовыми цветами. Какой-то экзотический сплайс, через пару лет исчезнет. Или наоборот, разрастется, все заполонит, выживет местную растительность. Кто знает? Весь мир теперь – один огромный эксперимент, вышедший из-под контроля (Коростель сказал бы, что так всегда и было), и вовсю работает доктрина непредвиденных последствий.

Снежный человек выбирает небольшой дом, в стиле королевы Анны. Передняя дверь заперта, но окно разбито – наверное, какой-то обреченный грабитель побывал здесь до него. Интересно, что этот бедолага искал: еды, уже бесполезных денег или просто ночлега? Что бы это ни было, вряд ли оно ему помогло.

Снежный человек выпивает пару пригоршней воды из каменной птичьей поилки, украшенной лягушками с тупыми мордами. После вчерашнего ливня воды в поилке до краев и не особо много птичьего дерьма. Интересно, какую заразу переносят птицы и есть ли она в их дерьме? Придется рискнуть. Он моет лицо и шею, наполняет свою бутылку. Потом осматривает дом – нет ли кого живого. Он не может избавиться от ощущения, что кто-то – такой же, как он, – лежит в засаде, где-нибудь за углом, за приоткрытой дверью.

Он снимает темные очки, вытирает их простыней. Забирается в дом через окно: одна нога, потом другая, но сначала палка. Внутри полутьма, волосы на руках встают дыбом: клаустрофобия и негативная энергия уже давят. Воздух плотный, будто паника сгустилась здесь и еще не рассеялась. Вонь – как в неисправной канализационной трубе.

– Эй! – кричит он. – Есть тут кто? – Он ничего не может поделать с собой: любой дом говорит о потенциальных обитателях. Хочется уйти: к горлу подступает тошнота. Но он закрывает нос вонючей простыней – по крайней мере, это его собственный запах – и идет по гниющему ковру, мимо тусклых очертаний пухлых мебельных репродукций. Раздается писк и топот маленьких лапок – здесь все оккупировано крысами. Он старается идти осторожнее. Для крыс он ходячий труп. К счастью, судя по звукам, это обычные крысы. Змеекрысы не пищат, они шипят.

Пищали, шипели, поправляет он сам себя. Их ликвидировали, они исчезли, он настаивает.

Но сначала – главное. Он находит в столовой бар и быстро его обшаривает. Полбутылки бурбона, больше ничего, только пустая тара. Сигарет тоже нет. Наверное, семья была некурящая, а может, сигареты утащил тот, кто был здесь до него.