Орикс и Коростель

Позитивные слоганы. Безвкусная мотивирующая рекламная блевотина. На самом деле он хотел отомстить. Но кому и за что? Будь у него силы, сумей он сосредоточиться и прицелиться, все равно это бесполезно.

В самые ужасные ночи он вызывал Попугая Алекса, давно умершего в реальности, но по-прежнему живого в Сети, и смотрел, как тот учится. Дрессировщик: Какого цвета этот круглый мячик, Алекс? Круглый мячик? Алекс склонял голову и задумывался: Синего. Дрессировщик: Хороший мальчик! Алекс: Орех пробковый, орех пробковый! Дрессировщик: Вот, держи! И Алексу давали горсть зерна, хотя он просил другое, он просил миндаль. Видя это, Джимми плакал.

Он засыпал поздно и, лежа в постели, таращился на потолок и проговаривал списки старых слов, чтобы успокоиться. Ямкоделатель. Афазия. Плуг. Головоломка. Револьвер. Будь Попугай Алекс его питомцем, они бы стали друзьями, они бы стали братьями. Джимми научил бы его новым словам. Звон. Ядро. Увы.

Но слова больше не приносили успокоения. В них ничего не было. Джимми не радовался этим коллекциям букв, позабытых другими людьми. Все равно что хранить в коробочке свой молочный зуб.

На грани сна перед глазами возникала процессия, она появлялась слева, из теней, и проходила перед ним. Маленькие худощавые девочки с маленькими ручками, в волосах ленты, на шеях гирлянды из цветов. Зеленое поле, но сцена совсем не пасторальная: девочки в опасности, он должен их спасти. Он что-то чувствовал – чье-то зловещее присутствие – за деревьями.

А может, опасность в нем. Может, это он был опасностью, зубастым зверем, что притаился в сумрачной пещере собственного черепа.

А может, опасность крылась в девочках. Такую возможность тоже нельзя исключать. Он знал, что они гораздо старше и могущественнее, чем кажутся. В отличие от него, в них жила безжалостная мудрость.

Девочки были спокойны, они были серьезны и церемонны. Они смотрели на него, смотрели в него, узнавали и принимали его, принимали его тьму. А потом улыбались.

Дорогой, я знаю тебя. Я вижу тебя. Я знаю, что тебе нужно.

11

Свиноиды

Джимми сидит за столом на кухне, в доме, где они жили, когда ему было пять. Время обеда. На тарелке лежит круглый кусок хлеба – плоская голова из арахисового масла с блестящей улыбкой из джема и изюмными зубами. Эта штука наполняет Джимми ужасом. В любую минуту на кухню войдет мама. Но нет: не войдет, ее стул пуст. Наверное, она приготовила обед и оставила для него. Но куда она ушла, где она?

Что-то скребется – за стеной. Там кто-то есть, роет, лезет сюда. Он смотрит на стену, там висят часы с птицами. Малиновка говорит угу, угу. Это он так сделал, он переделал часы – сова говорит кар-кар, а ворона чирик-чирик. Но когда ему было пять, часов еще не было, они появились позже. Что-то не так, что-то со временем, он не понимает, что именно, его парализует страх. Сыплется штукатурка, и он просыпается.

Снежный человек такие сны ненавидит. Настоящее и так отвратительно, совершенно необязательно подмешивать к нему прошлое. Живи настоящим. Однажды он это вставил в календарь с мошеннической рекламой какой-то секс-продукции для женщин. Зачем приковываться к часам, разбейте оковы времени, и так далее и тому подобное. На картинке женщина с крыльями выпархивала из кучи грязных мятых старых тряпок – а может, собственной морщинистой кожи.

Ну что, вот оно, замечательное настоящее, которым ему полагается жить. Голова на чем-то твердом, тело втиснуто в кресло, он весь – один большой спазм. Он потягивается и вскрикивает от боли.

Минуту он соображает, где находится. А, ну да – торнадо, будка. Все тихо, ветра нет, никаких завываний. Сейчас вообще тот же день? Или ночь? Или уже утро? В комнате светло – значит, все-таки день, свет пробивается в окно над конторкой, пуленепробиваемое стекло, интерком, туда когда-то, много-много лет назад, надо было говорить, по какому делу ты приехал. Лоток, куда надо было сунуть свое удостоверение личности с микрокодом, камера круглосуточного слежения, говорящая коробка с нарисованной улыбкой задает вопросы – весь механизм разнесли к чертовой матери. Наверное, гранатами. Сплошные обломки.

Шуршание продолжается – кто-то есть в углу. Поначалу Снежный человек не понимает, что это – похоже на череп. Потом видит: это земляной краб – круглый желто-белый панцирь, большой, как сушеная человеческая голова, одна огромная клешня. Краб роется в куче мусора, расковыривая в ней яму.