Ориноко

— Это непостижимо для вашей милости, ибо вы живете исключительно своими собственными, и весьма ограниченными, представлениями, а с индейцами заигрываете. Я же с ними не заигрываю и не притворяюсь. В этом и состоит вся разница между вами и мной: я с ними не заигрываю и не притворяюсь их другом, я — их друг!

— Goddam you! Не понимаю, — буркнул Пауэлл озадаченно.

Часом позже к нам прибыло множество гостей с противоположного, северного берега Ориноко. Там обитал многолюдный род варраулов, неподвластный Оронапи. Вот из этих-то северных селений к нам и прибыли теперь на помощь на двух десятках итауб воины во главе с их верховным вождем Абасси, довольно еще молодым человеком с решительным лицом. Именно этим, северным варраулам, насолили акавои, напав прошлой ночью на одно из их селений и уведя пленных, которых мы потом отбили в стычке на реке. Прибыли они теперь не только со своей несколько запоздавшей помощью, но и с предложением заключить союз с араваками и со мной, как это сделал Оронапи. Согласны ли мы?

— Мы согласны! — с искренней готовностью ответил я.

Здесь же в пополуденные часы на большом совете, в котором приняли участие все присутствовавшие в Каииве вожди и несколько десятков наиболее почетных воинов, было принято решение чрезвычайной важности для всех индейцев нижнего Ориноко. А именно: был заключен торжественный оборонительный союз племен. В состав его вошли северные варраулы, южные варраулы и все итамакские араваки. Мне было поручено верховное руководство союзом. Для обучения стрельбе из огнестрельного оружия и овладения навыками военного дела шестьдесят молодых варраулов направлялись на неограниченный срок вместе с нами в Кумаку. Оба верховных варраульских вождя, Оронапи и Абасси, обязались в качестве вознаграждения за это регулярно поставлять роду Белого Ягуара продовольствие не только для этих шестидесяти воинов, но в два раза больше, а также доставить определенное количество гамаков и лодок.

Создание союза племен все мы встретили с большим удовлетворением, с не меньшей радостью приветствовал его и капитан Пауэлл. Он не скрывал своих надежд на то, что союз, по существу, направленный против тирании испанцев, рано или поздно облегчит Англии проникновение на Ориноко. А дабы индейцы уже сейчас познали щедрость англичан, Пауэлл, хитрая лиса, даровал союзу десять новеньких ружей, тридцать фунтов пороха, центнер свинца и приспособления для отливки пуль.

Варраулы не остались в долгу и одарили англичанина гамаками искусного плетения, которых имели множество.

Я же капитану сказал:

— Весьма вашей милости признателен за щедрый дар, но знайте — это ничуть не изменит моих взглядов на будущность индейцев в этих краях. Мне будет крайне неприятно, если из полученных от англичанина ружей когда-либо придется убивать англичан, незаконно вторгшихся на Ориноко…

— Придет время — изменишь свои взгляды!

— Время придет, а взглядов своих я не изменю! — ответил я твердо.

Спустя час река потекла в сторону моря, и капитан Пауэлл, а с ним и вся его команда, напутствуемые добрыми пожеланиями, занялись последними приготовлениями к отплытию брига.

И тут вдруг в голову Мне пришла мысль о моей собственной будущности, и я сделал удивительное открытие: я больше не думал столь страстно, как прежде, о возвращении на север, в Вирджинию, будто здесь обрел свою родину и все, что дорого сердцу.

После отплытия корабля Пауэлла я велел привести к себе трех пленников. Вид у них был крайне удрученный, в я не сразу понял, в чем тут дело. Арнак вернул им оружие, а Оронапи приказал выдать запас продовольствия на дорогу и одну небольшую лодку — яботу.

— Вы свободны, — объявил я, — и вольны поступать как вам вздумается. Но если в голову вам взбредет шальная мысль мстить нам, знайте — пять ваших родичей, оставшихся заложниками, тут же распрощаются с жизнью, а я полагаю, что после их выздоровления смогу живыми и невредимыми отправить их домой.

— Мы не собираемся вам мстить, — буркнул Дабаро в ответ.

— Каким путем вы думаете возвращаться на Куюни?

— Вдоль берега моря.

— А почему ты невесел? — спросил я прямо в лоб. — Разве ты не рад, что остался живым?

— Не рад! Лучше бы я подох здесь как последняя собака!

— Ах вот как! Тебя грызет стыд за поражение?

— Да, грызет. На Куюни нас встретят презрением и насмешками, изобьют палками…

— Скажи им, что мы побеждали врагов и посильнее вас, например, испанцев, вооруженных до зубов. Скажи своим — пусть поостерегутся связываться с нами. Расскажи им все, что видел здесь, скажи — мы зубастые ягуары, умеем больно кусать, и от нас лучше держаться подальше… А теперь можете отправляться, и не попадайтесь нам больше на тропе войны!

К вечеру селение покинули и наши новые друзья — Абасси со своими варраулами. В Каииве стало тихо и пусто. Над ближайшим лесом мрачно кружили черные стаи хищных грифов.

Утром следующего дня, на заре, пустились в обратный путь и мы. Лес вокруг пробуждался. Пробуждался радостно, в гомоне птиц, в своем неизменно поражающем воображение извечном буйстве пышной зелени и неуемной жажде жизни.