Орёл и Дракон

Райна не помнила ни как всё кончилось, ни что она ощущала в те мгновения. Мир растаял в яростном чёрном сиянии и возродился вновь – в уже знакомом покое, так напоминавшем Асгард; хозяева, наверное, старались ей угодить.

Она была одна. Волшебница Сигрлинн куда-то исчезла.

– Х… хозяева! – хрипло выдавила валькирия. Она лежала на груде шкур, рядом на лавке стоял надтреснутый глиняный кувшин с водой и столь же непредставительная тарелка с краюхой хлеба.

Хлеб, правда, был свежий.

– Эй! Кто-нибудь?

Райну мучили разом и жажда, и голод, голова кружилась, руки тряслись. Она недоверчиво взглянула на собственные ладони – под чёрным жаром Хаоса, казалось ей, должны были остаться одни обугленные кости.

Нет, всё в порядке. Никаких следов, тем более ожогов.

Только пить очень хочется.

И – где чародейка?!

– Хозяева!

Дверь наконец распахнулась, однако на пороге никто не появился; валькирия ощутила присутствие Дальних – они не сочли нужным принять видимый облик.

«Валькирия. Мы показали тебе, что можем и впрямь даровать тебе свободу от этого мира».

Да уж, подумала Райна. Показали, это верно.

– Где моя спутница? Где волшебница Сигрлинн?

«Валькирия. Согласна ли ты теперь выполнить наше условие?»

– Где Сигрлинн? – повторила Райна, давя готовую вот-вот прорваться панику. – Она была ранена! Ей нужна…

«Волшебница Сигрлинн не должна тебя волновать. Согласна ли ты нам помочь?»

Ясно, что её не выпустят. Это их домен, сердце их владений. Она понятия не имеет, куда отсюда бежать – если отсюда вообще можно бежать.

– Я помогу, – нехотя проговорила она. – У меня нет выбора.

«Мы рады. Теперь слушай же…»

– Как я могу быть уверена, что вы сдержите слово?

«Какого залога тебе будет достаточно?»

– Не знаю. Вы такие могущественные, что… – Она махнула рукой. – Никакого залога с вами не будет достаточно. Если вы не захотите исполнять обещанное, вы просто не исполните, и я ничего не смогу с вами сделать. Я даже не знаю, можно ли убить кого-то из вас!..

«Это знание ничего не изменит в твоём положении. Никакой воин, даже бог, не может один сражаться с целой вселенной. Ты рассуждаешь разумно, валькирия, когда говоришь, что всё упирается в желание или нежелание поступить честно. Однако это в наших интересах, ибо гораздо проще будет дать тебе уйти, нежели сталкиваться с… риском нарастания дальнейших отклонений от идеала на последней, решающей стадии нашего Предназначения».

– Хорошо, – вздохнула воительница, кое-как приподнимаясь. Пить хотелось смертельно, но выказывать собственную жажду было негоже. Они не увидят её слабость. – Говорите, что делать.

Глава 4

Адата Гелерра; королева Вейде

Обратная дорога в замок прошла безо всяких происшествий, можно даже сказать, что Гелерра заскучала. Аколиты Кора Двейна так и сгинули все до единого, и никто из троицы магов не явил беспокойства об их судьбе; сама адата, понятное дело, не спрашивала тоже.

Кор Двейн был радостно возбуждён, говорил много, быстро, с апломбом, размахивая руками, словно ярмарочный зазывала. Скьёльд отмалчивался, Соллей, в общем, соглашалась с Кором, но казалась куда сдержаннее.

А сам Двейн уже нёсся на всех парусах, толкуя что-то о «великом кольце всех смертных чародеев», которое якобы «навсегда изгонит Неназываемого из нашей вселенной».

Он повторялся, возвращаясь к одному и тому же; глаза его горели нездоровым, лихорадочным огнём.

– Брат Кор, – наконец проговорил Скьёльд. – Не кажется ли тебе, что ты делишь шкуру, так сказать, неубитого дракона?

– Дракона? – подняла бровь Соллей. – Не слишком-то удачное сравнение, если учесть нашего гостя.

– Верно, прости, сестра, – дёрнул щекой Скьёльд. – Беру слова насчёт дракона обратно. Но сути это не меняет. Не рано ли ты стал праздновать, брат? Боги Хедин с Ракотом…

– Устранены из Упорядоченного, – расхохотался Кор, запрокидывая голову. – Остались только их слуги. С ними, признаю, придётся повозиться – хотя я бы предпочёл, конечно, решить дело миром. Досточтимая Гелерра может оказать бесценную помощь.

– Я? – словно очнулась адата. Перед её глазами по-прежнему стояла последняя сцена битвы – распростёртое на хрустальных плитах, на играющих радужных красках тело Матфея Исидорти и исчезающий силуэт женщины – Тени, как её назвала Соллей.