Орёл изначальный

«Как себе хотите! - сказал самозванец. - Идите!»
Это окончательно вывело из себя поляков, разразившихся криками: «Мошенник! Ты позвал нас, да еще кормишь неблагодарностью! Изрубить его!»
Между шляхтой и сопровождавшими Лжедмитрия стрельцами началась свалка. Самозванец вырвался было и поехал на свой двор, но поляки его догнали и окружили, заявив, что должны стеречь его, чтоб не ушел. Обида, досада на судьбу и сознание того, что им помыкают, привели к тому, что а тот день он жестоко напился и едва не умер. Перенеся тяжелое похмелье, Лжедмитрий решился покориться своему жребию - впрочем, иного ему не оставалось. Его приспешники Хруслииский и Валавский между тем сумели успокоить своих соотечественников, пообещав, что «царь»
приедет в коло и попросит прощения за вчерашнее. Вдоволь покуражившись над неудачником, поляки разрешили Лжедмитрию снова приехать на коло.
Самозванец был вынужден свалить всю вину на своих русских сторонников и охрану, объяснив, что его слова: «цытьте, скурви сыне», относились не к благородной шляхте, а к стрельцам. «Царские» извинения поляки великодушно приняли за обещание выплаты вперед жалованья. Тому ничего не оставалось, как согласиться.
Уверенный в том, что Лжедмитрий у него к руках, Рожинский со своими людьми отъехал в Кромы, где находился до просухи. В Орле, битком набитом воинскими людьми, было тесно, и там, включая окрестности, с трудом могло прокормиться прожорливое воинство, к которому присоединялись все новые и новые люди. Прибыло еще около трех тысяч запорожцев да около пяти тысяч привел с Дона Заруцкий.
Между тем после происшедших событий авторитет Лжедмитрия весьма сильно пошатнулся, по городу поползли слухи о его самозванстве, что начало вызывать шаткость и брожение среди его русских и польских сторонников. Это начало беспокоить польских начальников, которые прекрасно понимали, что «царь» не тот человек, за которого он себя выдает, но в ответ на все расспросы они заявляли: «Нужно, чтоб он был тот самый - вот и все»
А поскольку дальнейшая смута грозила крахом всей авантюре в целом, был разыгран небольшой спектакль. Некий заранее подученный поляк, Тронбчевский, стал уверять окружающих: «Хоть бы все уверяли меня, что он тот самый, который царствовал в Москве, я не дам себя уговорить! Я хорошо знаю первого. Я был с ним под Новгородом-Северским!» И когда выдался удобный момент, при большом скоплении народа, он завел разговор с самозванцем о своей службе у Лжедмитрия I, умышленно перевирая события, «Царь», видимо также заранее предупрежденный о представлении, поправлял его, рассказывая о том, как было в действительности и так, как хотел бы слышать Тронбчевский. Наконец, Тронбчевский воскликнул: «Милосердный царь! Признаюсь тебе: здесь был в войске один такой человек, что не считал тебя за того, кто царствовал в Москве. Но теперь Дух Святой осиял его, и он верит, что ты тот самый!» (4). Данное происшествие несколько укрепило авторитет самозванца и на время прекратило нежелательные разговоры.
Наступила весна. В Болхове зашевелилось бездействовавшее там всю зиму войско под командованием брата царя Дмитрия Ивановича Шуйского. На соединение к Лжедмитрию поспешно подошел из Кром со своим отрядом Рожинский. В самый день его прихода начался пожар в доме, где жил самозванец, и он вынужден был перейти в слободу, где остановился Рожинский, откуда с последним и выступил к Болхову. В десяти верстах от города в двухдневном сражении 10-11 мая московское войско потерпело сокрушительное поражение, чему виной, несмотря на многократный численный перевес, послужили трусость и бездарность главного воеводы Дмитрия Шуйского. В руки поляков попали обоз и вся тяжелая артиллерия, а трупы тысяч русских ратников все лето устилали поля около Болхова, отравляя окрестности смрадом разложения. 14 мая капитулировал Болхов, где кроме гарнизона заперлась часть войска, бежавшего с поля битвы. Ничего другого им не оставалось - тяжелые стенобитные орудия, захваченные самозванцем, разнесли бы деревянные стены крепости в несколько дней. Сдавшиеся целовали «вору» крест на верность. Включив в состав своего войска плененных в Болхове ратников, Лжедмитрий двинулся на Москву.