Орёл в стае не летает

– Если ослабнешь в эросе, не будешь иметь успеха у женщин, исполни, как я велю: зайди в дубовый лес, срежь ветку, заостри ее и вкопай, приговаривая: «Я жеребец! Я жеребец!» – и ты почувствуешь, как в тебя вселяется сила дуба и резвость племенного жеребца. А следом поручи повару готовить для тебя каждый день приправы к рыбе и мясу из киренаикской сильфии и ешь запечённые бычьи яйца и мидии, пей козье молоко и настои, приготовленные из смеси кардамона, имбиря, перца, мускатного ореха и шафрана с медом. И ты будешь силён, как жеребец.

Придётся Филиппу воспользоваться советами жрицы.

Бегство в Эпир

Олимпиада осознавала, что оставаться во дворце в ожидании новой царской свадьбы будет стоить ей немало душевных сил. К тому же становится опасно. Она не сможет помешать юной сопернице стать новой царицей, а с прежней царицей Македонии может произойти всякое. О коварстве мужа она знала не понаслышке, поэтому Олимпиада долго лить слёзы в гинекее не намеревалась.

Разумное решение пришло сразу – исчезнуть из Пеллы, объявившись в Эпире у брата Александра, где он царствует. Хоть за это спасибо Филиппу! В Эпире она будет жить без угрозы для своей жизни, выжидать, следить за каждым шагом бывшего мужа. Сыну тоже шепнёт, чтобы оставил Пеллу и уехал вместе с ней. Боги на Олимпе всё видят, помогут вернуться в Македонию…

Филипп, узнав о намерении супруги отбыть из Пеллы, думал недолго; решил не обострять ситуацию, не возражал отпустить с миром. Так лучше для всех. Но когда сын подошёл к нему с просьбой отпустить, якобы чтобы сопроводить мать до места, возмутился. Посчитал этот шаг вызовом ему.

Накануне отъезда Александр появился у матери. У него был растерянный вид.

– Я не еду с тобой! – сообщил он.

– Ты раздумал?

– Нет! Отец приказал быть на свадьбе.

– Да, коварства у твоего отца не занимать! Не я, так ты испробуешь горькую чашу обиды! Ничего, это зло ему припомнится! – В зелёных глазах Олимпиады сверкнули молнии.

Александр грустно усмехнулся.

– Я ему всё-таки сказал: «Когда моя мать снова выйдет замуж, она тоже пригласит тебя на свою свадьбу».

– Ты так сказал? Молодец! И как отец?

– Он зарычал как лев, но я поспешил уйти. Не знаю, чем всё бы закончилось. Антипатр был у царя, спроси его, если хочешь.

Олимпиада ласково погладила волосы сына, на её лице светилась счастливая улыбка.

Через несколько дней небольшой караван из людей, повозок с мулами тронулся в направлении Эпира. Восемнадцать лет назад царской невестой Олимпиада ехала по этой дороге, только в обратном направлении. Сейчас из Македонии съезжала отвергнутая супруга царя и мать наследника престола. Осознание этого момента было горьким.

По распоряжению Филиппа безопасность в дороге обеспечивал небольшой отряд царских гвардейцев.

* * *

В Эпире сестру с радостью и сочувствием встречал Александр. Брат хорошо помнил, как она в детстве заботилась о нём, играла в его игры, и, собственно, только по её инициативе царь Филипп вернул ему эпирский престол. Он поселил Олимпиаду во дворце в тех же покоях, где она выросла и откуда посланники Филиппа увезли её в Македонию. Она вспомнила всё, что происходило с ней в далёком детстве, сразу окунулась в дорогие ей ощущения, и это состояние не тяготило, а возбуждало её сознание, давало пищу для размышлений. Хотя будущее проглядывалось пока неясно…

С этого дня она ловила каждое сообщение из Македонии, думала о сыне: «Как он там? Что с ним? Как ведёт себя ненавистная Клеопатра?»… Проходили дни за днями, но сведения доходили скудные. Ночами в мыслях и во снах Олимпиада часто летала в Пеллу, к сыну… Горькие слёзы, отчаянье, тоска тяжко давила на сердце матери… Филипп! Во всём виноват ужасный Филипп!

Олимпиада недолго сомневалась, забыть ей обиду на мужа или мстить. В безлунную тёмную-тёмную ночь выбрала уединённое место в саду, куда принесла семь масляных светильников. Зажгла их, поставила кругом, в центр положила венок из репейников; в левую руку взяла яблоневую ветку, в правую руку – плеть и начала взывать к богине мести, как её научили на Самофракии:

– О, могущественная Немезида, дочь Великого титана Океана и сумрачной Ночи! Ты Возмездие, ты Месть, ты Воздаяние, ты Взыскание! Прошу у тебя гибели для Филиппа, смерти ему быстрой, но страшной, раны глубокой и нелечимой!

Облила венок оливовым маслом, подожгла от пламени светильника и начала хлопать плетью по венку, пока он не выгорел полностью. При этом продолжала петь гортанным голосом:

– Серой мглой да туманом зловещим пусть придёт смерть к Филиппу в доме его, на людях, чтобы видели все, как настигнет его кара жестокая и как помрёт он, захлебнувшись кровью. Как сгорает венок от пламени жаркого, так пусть сердце в груди его остановится. И будет проклято имя его, когда жизни лишится он. Да поможет мне в этом могущественная Немезида!