Орёл в стае не летает

Друзья Александра, понимая его состояние, отвлекали от мрачных мыслей: шутили и смеялись по любому поводу. Но ему всё время казалось, что гости отца едва скрывают свою неприязнь к нему, в упор разглядывают, хихикают. От таких мыслей кровь сильно билась в висках, в груди клокотало негодование…

В этот момент симпосиарх предложил желающим произнести тост. Грузно поднялся Аттал.

– Македоняне! – громко произнёс он, привлекая внимание гостей. – Будем все молить богов, чтобы они даровали нашему царю законного наследника!

Не успел Аттал закончить, как неожиданно из дальнего угла послышался возмущённый голос Александра:

– Ах, ты, негодяй! А меня предлагаешь называть незаконным наследником?

С этими словами он буквально взвился из-за стола в направлении Аттала. Никогда ещё не исторгался из груди Александра такой крик! Царевич машинально схватил первое, что попалось под руку – чашу из тяжёлой коринфской бронзы, и швырнул её через весь зал, целясь Атталу в лицо. Военачальник не успел увернуться, и чаша, словно камень из пращи, попала ему в голову. Аттал взвыл от боли, неожиданности и позора, схватился руками за рану и едва не упал…

Филипп, уже достаточно нагруженный вином, удивительно быстро, хотя и неуклюже, среагировал на происшествие. Вскочил с ложа и, как опытный воин, выхватил меч у стоявшего рядом телохранителя и… попытался совершить выпад в сторону сына.

– Убью! – взревел он так громко, что гости вздрогнули. Все окаменели от такой картины. Прихрамывая на раненую ногу, царь поспешил к столу, где сидел сын, с намерением подтвердить слова жестоким действием. На пути оказалась лужа от пролитого вина; валялись ещё объедки, которые обычно бросают гости со столов собакам или шутам. Царь поскользнулся, пошатнулся и… упал лицом на заплёванный пол. Невольные свидетели позора царя ахнули, в то время как Филипп взвыл от беспомощности и огорчения…

Александр хорошо рассмотрел лицо отца – вначале растерянное, охваченное бессилием, затем, налитое яростью и ненавистью. Царевич догадывался, что намерения отца его убить в тот момент были не игрой, рука воина опасно сжимала острый меч. Ему стало страшно. Ноги налились противной тяжестью. Смерть смотрела ему в глаза…

Неожиданно страх прошёл. Ему стало удивительно спокойно: он увидел отца в унизительном положении, в каком невозможно было представить. Царь барахтался на полу, рыча что-то нечленораздельное, а он стоит, уверенный в себе. В звенящей тишине свадебного зала застывшие от ужаса гости услышали насмешливый голос Александра:

– Вы только посмотрите, македоняне! Этот человек обещал вам покорить Персию, преодолев Геллеспонт? Да он неспособен преодолеть даже эту лужу!

Филипп зарычал, словно израненный медведь, которого добивают охотники в его собственной берлоге. Он попытался подняться, не выпуская меча из рук, но тело, отяжелённое едой и вином, не справилось: ноги безвольно подкосились, и Филипп ещё раз упал.

Кто был рядом с ним, поспешили к нему, до этого они просто суетились, не зная, что предпринять. Первым был Антипатр, он поддерживал царя, помогая встать, и одновременно деликатно мешал ему достать Александра мечом. Аттал и его родственники угрожающе сжимали кинжалы, намереваясь кинуться к царевичу, но всё ещё сомневались в правомочности своих дальнейших действий. Александр, увидев вокруг напряжённые от злобы лица, продолжал гневно улыбаться, пока друзья, уберегая его от неминуемой смерти, подтолкнули его к выходу.

После всего, что произошло, Александр понимал, что оставаться во дворце было очень опасно. Он вспомнил, что в Пелле находился Аристотель. При свете луны он с друзьями поспешил к дому, где остановился его наставник. Оставив друзей у порога, царевич заколотил в дверь…

Напутствие

Александр, волнуясь и запинаясь, говорил о случившемся на свадьбе отца, в то время как наставник спокойно внимал, раздумывая, какие слова станут подходящими для царевича в таком диком случае.

– Во-первых, Александр, не осуждай отца, сказал он после некоторого молчания. – Ты не сможешь понять его развод с твоей матерью и новую женитьбу, пока сам не станешь царём. Что касается его действий против тебя, скажу только, что гневался он не на тебя, а вследствие собственных обстоятельств, куда попал, видимо, по недоразумению. Тебе должно быть понятно, что на новый брак отец решился не из-за страсти, а сообразно государственной выгоде. Такова царская ноша, она, как дамоклов меч, который всегда висит на волоске над головой правителя.

Аристотель заметил удивление на лице юноши.

– Да, так бывает, и ты, если хочешь быть царём, готовься к подобным поступкам! Для царя интересы государства всегда выше личных амбиций.

Царевич неожиданно стал кричать: