Военная сила персов заключалась в их коннице, боевых кораблях и богатстве царских сокровищниц. Эллинская нация сопротивлялась весь исторический период становления Великой Персидской державы, отвечала на враждебные действия ненавистью и победами в морских и сухопутных сражениях. А в мирное время греческие врачи, архитекторы и учёные устремлялись из своих перенаселённых городов в Персию, где не гнушались получать высокооплачиваемую работу у своих потенциальных врагов. Полные сил молодые греческие воины нанимались в элитные отряды персидских царей и членов их семей. Греки своими глазами видели несметные богатства, накопленные в сокровищницах царей и вельмож за счёт грабежей подневольных народов, и это обстоятельство особенно привлекало внимание бедной части населения Греции. Простой народ жадно внимал речам ораторов, призывающих к священной войне с персами за поругание греческих святынь, не скрывая оправданного желания отобрать всё у врага, обогатиться за счёт военной добычи. Если иметь в виду такой посыл, задуманный Восточный поход союзнического войска абсолютно соответствовал национальным интересам Эллады.
Новый наследник
С утра к Филиппу, находившемуся в военном лагере, прибыл гонец из Пеллы.
– Царь! У тебя родился сын! – радостно выдохнул он.
Новость всколыхнула мысли Филиппа: «О, боги! Клеопатра родила наследника македонской крови! Македония возликует, а я могу отправляться на войну с Персией».
В царскую палатку без предупреждения ворвался Аттал. Гвардеец у входа не посмел остановить – всё-таки ближайший родственник царя.
– Наша Клеопатра родила сына! – ликующе выкрикнул он, кидаясь обнимать Филиппа, ошеломлённого или вестью, или неожиданным выпадом военачальника.
– Филипп, поздравляю с законным наследником!
После свадьбы царь стал замечать неприятные изменения в поведении Аттала: при каждом удобном случае он показывал окружению царя свою к нему близость, а от Филиппа не скрывал намерений сделаться ближайшим другом, намеренно оттесняя верного Антипатра. Но если раньше Атталу много прощалось как боевому полководцу, то теперь царь едва терпел его вольности, высокомерие и самодовольство. Сейчас Филипп почувствовал, как внутри у него растёт раздражение. Выдавив подобие улыбки, сказал безразличным тоном:
– Благодарю, мой верный Аттал! У нас с тобой появился повод устроить пирушку. – Филипп сделал паузу. – Но делать этого мы не будем – нынешние события не позволяют.
Аттал, не разгадав настроения царя, продолжал говорить своё:
– Филипп, у тебя есть теперь наследник, ничто не мешает начинать войну с персами. Достаточно испытывать армию ожиданием. Все ждут приказа.
– Согласен с тобой, дорогой Аттал, – сдержанно отозвался Филипп. – Пришло время воевать. И вот что я тебе скажу: завтра выдвигайся со своим отрядом к Геллеспонту, откуда на кораблях отплывёшь в Ионию. Местные греки давно просят защитить их от персов. Там закрепишься, и ожидай подхода наших основных сил. Я присоединюсь позже. А теперь, прощай, дорогой Аттал!
Царь повернулся к столу, показывая, что сильно занят. Военачальник ушёл, озабоченный столь откровенной нелюбезностью, от которой было впору растеряться.
Оставшись один, Филипп погрузился в размышления. Аттал прав, пора выступать в поход. Вызвал Аминту и Пармениона, в чьей верности никогда не сомневался. Им он тоже приказал отправляться в Азию, но каждый своим маршрутом и отдельными отрядами. Парменион, старый вояка, не привыкший робеть перед царём, спросил напрямик:
– Филипп, а сам когда поведёшь армию? Чего выжидаешь?
– Парменион, дорогой, я оставлю Македонию в тот день, когда сочту нужным. Не торопи события.
Парменион сам понимал, что царь не осмелится оставить престол без объявления преемника на случай смерти в походе. Но с Александром пока не мирится. Остерегаясь тревожить дальше Филиппа, Парменион кивнул Аминте, предлагая оставить царя, и направился к выходу.
Филиппа одолевали большие сомнения: он не знал, как поступить с сыном, не доводя отношения до окончательного разрыва, но без ущерба для авторитета среди окружения. Задумав жениться на Клеопатре, Филипп не допускал даже мысли, что сын может так отреагировать на развод родителей. К тому же он стал на сторону матери. И даже в такой ситуации Филипп не хотел ссориться с Александром. Но сын сбежал, на радость врагам Филиппа, а это предательство простить отцу было сложно. Сердце Филиппа ожесточилось, он был готов наказать Александра. Обида и негодование клокочет в груди отца, но иногда ему становится не по себе: если бы не Антипатр и Парменион, на свадьбе он мог убить Александра! Сейчас впечатления от той ссоры немного размылись, пора делать какие-то шаги… Он может силой вернуть Александра из Иллирии, достаточно послать отряд гвардейцев. Но не станет этого делать. Тогда что?…