Орёл в стае не летает

В округе Миэзу издавна знали под другим названием – «Сады Мидаса». Если верить легенде, здешние окрестности облюбовал фригийский царь Мидас: завёл плодовый сад, где побывал воспитатель юного Диониса – сатир Силен. Он был пьян, отстал от веселой свиты бога и заснул в ближайшей пещерке, а когда пришёл в себя, попытался найти своих друзей, да заблудился и даже забыл, как его зовут. Слуги Мидаса обнаружили Селена, доставили к царю, который узнал его и возвратил Дионису, выпросив необычный дар: всё, к чему прикасались его руки, превращалось в чистое золото! С этого момента блюда и питьё немедленно превращались в золото. Слуги и дочь царя стали золотыми статуями. Когда Мидас понял, что умрёт с голоду, он стал умолять бога, чтобы тот взял назад свой дар. Бог сжалился и освободил Мидаса от золотой напасти… Такова была атмосфера вокруг той Миэзы.

Бывший «домик» для временного пребывания охотников превратился в удобную усадьбу с прочными стенами из грубо отёсанных камней – впору защищаться от врагов. В пределах имения имелись посадки орешника и яблонь. Сад заканчивался у отвесной скалы с глубоким гротом – в том самом, где когда-то заснул Селен. Внутри грота прохлада сохранялась круглый год, тем была ещё знаменита. Со скалы срывался небольшой водопад, катаракта, дробно рассыпающийся жемчужными брызгами.

Аристотель поселил Александра и его товарищей по учёбе – двенадцать подростков, – в подготовленные для них комнаты. Из остальных помещений выбрал помещения для учебных занятий, определил жильё для себя, Феофраста и Каллисфена. Жену с дочерью Аристотель оставил в Пелле.

Как и во дворце, на новом месте пришлось оборудовать учебный мегарон, получился просторный и светлый. Для библиотеки присмотрели хорошую комнату. Прислуга соорудила подобие литейной мастерской для занятий горным делом, с настоящим оборудованием и материалами: в ней были воск, олово, медь, серебро, брикеты формовочной глины. Для музыкальных занятий и поэтических состязаний с постановками драматических спектаклей приготовили Одеон – просторное помещение с отличной акустикой.

Для занятий на воздухе стал Нимфейон, или «Святилище нимф», представлявший собой павильон с фонтаном, где днём и ночью с ласковым журчаньем изливалась вода – всегда холодная; она подавалась через систему керамических труб непосредственно из горного родника. Нимфейон удачно вписался среди огромных хвойных пиний с прямыми стволами, отсвечивающими розоватым оттенком коры. Деревья будто пронзали зелёными верхушками небо, успевая дружески обнимать соседей ветвями-лапами. Между деревьями обнаружились почти нетронутые аллеи, через которые, словно огромные змеи, «переползали» корневища. В солнечные дни в нешироких просветах между деревьями метались светлые пятна.

Вокруг незримо обитали нимфы, эти живые силы природы. Они скрывались повсюду – в горах и лесах, в долинах и пещерах, на лугах и полях. Но в Миэзе они мирно соседствовали с людьми в водных источниках – водопадах, ручьях и родниках, обещая способствовать учёбе и отдыху новоприбывших из Пеллы.

Философия медицины

Учебные помещения в Миэзе пополнились двумя крохотными, но очень важными для занятий лабораториями. Одна предназначалась для исследования жизни растений, другая, приспособленная под фармакотеку, оснастилась специальной посудой и перегонным устройством, где предполагалось приготовление различных медицинских препаратов и средств ухода за телом: масел, благовоний и прочих косметических веществ. Аристотель как представитель древнего рода Асклепиадов имел неплохие познания в медицине, чему намеревался обучить Александра, особенно лекарским навыкам, пригодным в походной жизни. Будущему военачальнику следует знать, говорил наставник ученику, как оказывать первую помощь своим воинам при ранениях, излечивать несложные болезни.

Когда у царя зашёл разговор, быть ли медицинскому образованию у наследника, Филипп поначалу засомневался, надо ли философу поручать такое важное дело.

– Хороший врач – всегда философ, и хороший философ – всегда врач, – отпарировал Аристотель. – Нет большой разницы между мудростью и медициной. Ещё Пифагор говорил, что искусство врачевания состоит в том, чтобы заниматься как телом, так и душой; ибо ни одно существо не может быть здоровым, пока больна его высшая часть. А иной врач иногда предлагает, как плохой актёр, постыдный спектакль, ничего не делая полезного. Я свидетель, когда лекарь предлагал больному поймать ласточку, помазать её маслом и отпустить, обещая, что с ней улетит его болезнь. Чем не спектакль!

– Не скажи! Не все плохие врачи. Что-либо подобное ты можешь сказать о моём Никомахе?

– Ты прав, царь, врач врачу – рознь.

– Вот и хорошо, Аристо. Ты лучше подскажи, от чего всегда по весне мне нездоровится? Не зимой, когда сырость и холод, не летом, когда жара, а именно весной! Что на этот счёт говорит философия?