Орёл в стае не летает

Когда они остались вдвоём, Филипп выжидательно посмотрел на Аристотеля.

– Не подумай плохого, царь, но если ты доверил мне воспитание сына, я обязан говорить тебе только правду.

Царь, заинтригованный началом разговора, напрягся.

– Да это так. Слушаю тебя, Аристо.

– Когда я брался за обучение Александра наукам, в которых силён, – начал Аристотель, осторожно подбирая слова, – у меня не было повода сомневаться в правильности выбора места для занятий. Как ты решил, во дворце. На первых порах я не обращал внимания на помехи в занятиях или неудобства в обустройстве помещения, считал их мелочами, не требующими твоего участия. Но прошёл год, и я понял, что совмещение дворцовой жизни с учёбой идёт наследнику во вред по причине того, что близость к дворцовым событиям никак не способствует развитию его личности и дальнейшему образованию. Скажу больше, Александра стало портить постоянное общение с придворным бытом и порядками. При таких обстоятельствах мне приходится задумываться о результативности моего участия в образовании царевича. Тебе, царь, решать, но я теряю влияние на своего ученика.

Неожиданно Филипп развеселился – может быть, он думал, что у Аристотеля имелись более серьёзные претензии к нему:

– Аристо, ты откровенно удивил меня! Ты хочешь сказать, что отец портит своего сына?

Филипп громко рассмеялся, обнажив крупные с желтизной зубы. Неожиданно настроение его поменялось. Он вскочил с кресла и быстрыми шагами заходил по комнате. По его лицу было заметно, что он рассердился. В последнее время подобное происходило с ним часто, и этого боялся Аристотель, когда затевал разговор.

– Нет-нет, царь, ты неправильно меня понял. – Он вовремя сообразил, что пора разрядить обстановку. – Я беспокоюсь о том, чтобы Александр правильно оценивал жизнь, происходящую вокруг него. Он входит в возраст, когда некоторые фантомы необдуманно может принять за настоящую жизнь. Попадая незрелой душой в обстановку, где воины, например, заслуженно празднуют свою победу над врагом, он может понять, будто жизнь существует только для наслаждений, а окружающий мир есть обитель непреходящего счастья. И этот мир не даётся лишь тем, у кого недостаёт ловкости овладеть им. Если сейчас оставить всё как есть, дальнейшие годы Александра превратятся в необдуманную погоню за искажённым видом счастья. В конце концов, как печальный результат к нему неизбежно придёт разочарование. Но уже будет слишком поздно что-либо исправлять.

Слова Аристотеля постепенно дошли до Филиппа. Усмешка, которую он сохранял всё время, медленно сходила с лица. Он продолжал слушать со строгим вниманием и даже озабоченностью.

– Александру не следует торопиться жить, – говорил наставник. – Всему своё время. К обычному бегу времени нет смысла добавлять свою торопливость. Пусть Александр ещё остаётся в своём детстве, не спешит стать взрослым с таким рвением, потому что детство – единственная пора всей нашей жизни, когда проглядывает по временам настоящее счастье.

Выслушав Аристотеля, царь задумчиво отозвался:

– Ты предлагаешь мне принять благообразный образ жизни, для себя и моих друзей?

Он хмыкнул, искоса глянул на Аристотеля, встал с кресла и вышел. А когда день в Пелле пришёл к завершению и на посеревшем небосводе начали вспыхивать россыпи звёздной пыли, к наставнику явился Хейрисофос с ответом Филиппа: «Переезжать в Миэзу».

Миэза

Для Аристотеля неожиданное решение македонского царя явилось ощутимой победой. Если бы Филипп обиделся или хуже, разгневался, неизвестно, что случилось бы дальше. Тирания власти – вещь непредсказуемая! Но, к счастью, протест наставника обернулся хлопотливыми и радостными сборами в дорогу для него, помощников и учеников. А они оказались непростыми из-за малого времени, определённого царём на переезд, и ещё по причине огромного количества и громоздкости вещей и предметов, вынужденных забирать на новое место.

* * *

Миэза представляла собой крохотное селение в горах в полуднях конного перехода от Пеллы. Там жили пастухи и охотники, привыкшие к мысли, что им здорово повезло, поскольку в округе достаточно имелось выгонов для скотины и охотничьих угодий. Собственно, это было основной причиной, когда местный князь когда-то выстроил здесь нехитрый по удобствам охотничий домик. По прошествии стольких лет Филипп перестроил домик в просторную усадьбу, объявив загородной резиденцией. Наезжал сюда, когда выкраивал время для охоты. Ведь зверя в лесу – кабана, медведей, волков и барсов, – и всякой дичи в горах было множество, а в холодных струях горных ручьёв обильно ловилась форель.