Орк. Часть вторая - плут

       Я почесал в затылке и, не придумав никакого логичного объяснения происшествию, выкинул бывшую броню. К счастью, крытый толстым шелком тегиляй, хоть и стал до невозможности грязным, гнить не пытался. Это радовало. Я сложил вещи в ранец. Правда, щит в него все равно не влез, так что в дорогу я отправился, изображая большую черепаху: на спине - рюкзак, сверху - щит. Как панцирь. Не хватает только львенка для компании. Или - льва.

       По ассоциации я вспомнил моего спутника, мертвого мага Асаль-тэ-Баукира, чья душа находила приют в моем волшебном щите и, постепенно насытившись энергией Создателя, выросла в огромного белого льва. Но после штурма темницы Лофта маг остался с моим "патроном" - богом счастливого случая и удачной игры, властителем вероятностей и возможностей, которого я называл по старой привычке Арагорном. Когда я понял, что лишился спутника, мне стало грустно. Но я не обижаться на Асаль-тэ-Баукира. Я вырос и уже не был прежним наивным землянином. И он вырос, и теперь его место - в свите бога, а не в щите бродячего лекаря. Но повидаться с Асаль-тэ-Баукиром все равно очень хотелось...

       Я шагал по дороге, ведущей в столицу, и грустил о далеком друге, когда меня догнал небольшой караван: пяток вьючных кабанов, груженных тюками с чем-то тяжелым и габаритным, и десятка два орков, тащивших на плечах не менее увесистые свертки.

       - Эй, дед! - окликнул меня чумазый парнишка, тянувший повод переднего кабана. - Куда кочуешь?

       - Манят меня золотые купола, былые скалы и зеленые волны между островами, - ответил я. - Иду туда, где хозяйки чаще готовят рыбу, чем мясо, а дети учатся плавать раньше, чем ходить.

       И парнишка, и его спутники взглянули с уважением. Даже кабаны остановились и, склонив головы, уставились на меня крохотными глазками с белесыми ресницами. Любят орки, когда кто-то умеет выражаться витиевато и загадочно, так чтобы можно было понять и так, и эдак.

       - Ну, коли наши кабаны рылами к твоим куполам, то пошли с нами, ага! - отозвался кто-то из носильщиков.

       В первой же деревеньке, где мы остановились на ночлег, обнаружилось, что у одного из караванщиков - здоровенный фурункул под мышкой. На этого орка я обратил внимание еще в дороге - все шли, а он лежал на кабане и делал вид, что помирает. Я сначала подумал, что он - хозяин, но купцом гордо представился говорливый парнишка, шагавший первым. Просто больного орка везли до дома, чтобы сдать своей лекарке. Однако от моих услуг не отказались.

       Я не стал сразу говорить о плате, вскрыл нарыв и напоил бедолагу наговоренной ромашкой. Вернулся в шамницу поесть - ко мне подсел хозяин каравана:

       - Я еще не платил мужикам, так что зря ты лечил Сыпэга, он тебе ничего не даст. Дотерпел бы два дня, не развалился, а дома бабка Мальфаста все так сделает. Ей общество платит.

       - Ну и что? - пожал я плечами. - Ты дашь, потом у него из платы вычтешь.

       Орк подумал и кивнул. Посчитав что-то в уме, высыпал на стол с десяток "орлов":

       - Хватит?

       - Хватит, - ответил я, не пересчитывая.

       Орк удивленно взглянул на меня:

       - Ты что, шаман? Зарок у тебя какой - деньги не считать? Ты - хороший лекарь. У Сыпэга сразу горячка прошла. Ты мог бы больше взять. В городках на тракте даже коновалы больше берут.

       - Считай - шаман. Деньги - они такие: когда за ними не гоняешься, они сами приходят. А станешь только ради них жить - раздавят своей тяжестью.

       Видимо, эта мысль была слишком сложной для молодого купца. Он лишь покачал головой и резко сменил тему:

       - Завтра рано выходим. Я - спать. Пусть злые духи не потревожат твой сон, лекарь.

       - И тебе того же, торговец. Доброй ночи!

       За медную монету хозяин шамницы пустил меня на крышу. Дома здесь, в Кароде, напоминают те, что я видел в старых кварталах Бухары: беленые стены из самана или камня, хорошо сохраняющие прохладу, крохотные окна без стекол, прорезанные так хитро, чтобы в комнатах всегда гулял легкий сквознячок, и плоские крыши, на которых в сезон сушат фрукты.

       Сейчас время сбора плодов еще не наступило, поэтому у постояльцев был выбор: ночевать в маленьких клетушках с дощатыми кроватями или под открытым небом. Я вдруг обнаружил, что степная вольница уже успела проникнуть в мою кровь, поэтому, не раздумывая, предпочел крышу. Хозяин выдал кошму и пару подушек, и я со всеми удобством устроился под низкими лохматыми звездами, усыпавшими небо так же густо, как недозрелые абрикосы - ветви деревьев в саду за домом.

       Ночь была теплой, полной сладких, пряных и тревожных ароматов. Пахло дымом, вишневыми листьями, лимонами, розами и еще чем-то смутно знакомым. В кроне старой шелковицы, растущей рядом с домом, шебуршались какие-то пичуги. Время о времени кто-то из них недовольно попискивал, потом слышалось хлопанье крыльев, и все опять затихало.