Много раз, когда мучительные мысли о том, что он потерял Ндали, приходили к нему, я выталкивал на передний план мысль-возражение. «Думай о девушке из магазина кормов, которая была добра к тебе и назвала тебя хорошим человеком, – предлагал я ему. – Думай о своем дядюшке. Думай о своей сестре. О футбольном матче. Думай о хорошем будущем, которое у тебя может быть». Иногда, если это не помогало, я пытался сопровождать его в том направлении, которое он выбрал. Пытался подать ему надежду, что он все еще может найти ее. «Думай об этом так: любовь никогда не умирает. Помнишь, в том фильме, что ты видел – «Одиссея», там мужчина вернулся через десять лет и обнаружил, что жена все еще ждет его, жена знала, что муж ее любит, но его не пускают к ней жизненные обстоятельства. Она оставалась верной ему все эти годы, отказывалась изменить ему, как бы сильно на нее ни давили. Разве ты попал не в такую же ситуацию? И разве в твоем случае не прошло всего четыре года? Всего четыре года».
И вот в один из таких моментов, в тот самый день, когда я напомнил ему об этом фильме, я по воле счастливого случая открыл нечто такое, о чем ни он, ни я серьезно и не задумывались все эти годы. Я признаю, что раз или два он просчитывал такую вероятность у себя в голове, но ни разу всерьез не задумывался о том, что такая судьба может ждать и его. Они как-то раз начали заниматься любовью во дворе на виду у птиц, когда она неожиданно отстранилась от него и сказала, что птицы не должны это видеть. Тогда он понес ее в дом, она ногами обвивала его тело, руками обхватив его за шею. Они занимались любовью с буйной страстью, и когда он начал выходить из нее, она сжала его с такой силой, что он поежился.
– Ты любишь меня, Соломон?
Хотя все это – ее захват, явное безразличие к тому, что он на грани эякуляции, то, что она назвала его христианским именем Соломон, тогда как делала это довольно редко, – потрясло его, он ответил:
– Да…
– Ты меня любишь? – повторила она вопрос, теперь с большей яростью, словно и не услышала ответа.
– Так оно, мамочка, я тебя люблю. Я сейчас кончу.
– Мне все равно. Отвечай на мой вопрос! Ты меня любишь?
– Да, я тебя люблю.
Семя уже начало извергаться из него, и его сотрясало вместе с его словами, а когда из него вышло все без остатка, он рухнул на нее.
– Ты знаешь, Нонсо, что мы теперь одна плоть?
– Так оно, мамочка, – сказал он, переводя дыхание. – Я… я знаю.
– Нет, посмотри на меня, – сказала она, прикасаясь к его лицу. – Посмотри на меня.
Он скатился с нее на бок, лег рядом, повернул к ней лицо.
– Ты знаешь, что мы теперь одна плоть?
– Да, мамочка.
– Ты знаешь, что мы теперь одно? Нет больше тебя, нет больше меня? – Она замолчала, потому что голос у нее сорвался, в глазах появились слезы. Решив, что она закончила, он хотел заговорить, но она продолжила: – Ты знаешь, что мы теперь одно? Мы?
– Да, мамочка. Так оно.
Она открыла глаза и улыбнулась сквозь слезы.
Это сладостное воспоминание было для моего хозяина как бальзам на душу, он словно получил неожиданный дар от божественного посланника, пришедшего ему на помощь. Это событие было одним из самых драгоценных в его жизни, она тогда совершила поступок вселенской важности. Она позволила ему пролиться в нее. Но сделала она это так походя, словно нечто обыденное. Тогда он был слишком потрясен, чтобы высказаться на этот счет. Но когда они занимались любовью позднее в тот день и она опять удержала его, заставив снова пролиться в нее, он спросил, почему она делает это. Она ответила: чтобы показать ему, что любит его и готова выйти за него, чего бы это ни стоило.
– Но если ты забеременеешь? – спросил он. Она в ответ наклонила голову, подумала, вероятно, взвешивая, как к этому отнесутся ее родители, и сказала:
– И что? Разве они мой бог? Ты хочешь, чтобы я принимала «постинор»?
– Что это? – спросил он.
– Боже мой! Деревенщина! – ответила она со смехом. – Ты что – не знаешь? Это на утро после. Таблетки, которые принимают женщины после секса, если не хотят забеременеть.
– Ах, мамочка, – сказал он. – Я не знал.