Оркестр меньшинств

Он почти не обращал внимания на эти перемены, потому что его ум был занят мыслями о Ндали. Когда в доме медсестры-немки мой хозяин получил беспощадный удар, к которому его привела собственная глупость, он пытался связаться с Ндали. Он лежал на полу в луже собственной крови, боясь, что умрет, и тогда мысли о ней неколебимо стояли в его мозгу, как стража. Он заново переживал все мгновения, когда она так или иначе противилась его отъезду из Нигерии, например, когда она сказала ему о сновидении, подробности которого не стала раскрывать. Даже перед тем, как полиция забрала его, он видел, как она наблюдает за ним, словно просто сидит в другом конце залитой кровью комнаты. И когда его забрали, он пытался связаться с ней по телефону, но его телефон не хотел работать. Он пытался купить новый, много раз умолял медсестер, но они неизменно отвечали, что им запрещено ему помогать. Полиция запретила ему доступ ко всему, кроме еды и лекарств. Медсестры не желали ни о чем с ним говорить. Лишь одна из них знала язык Белого Человека, но даже и та с трудом понимала его, когда он говорил. Шли дни, он впадал в бешенство, озлобление и бред. Потому что пришел к твердому убеждению, что Джамике и злой дух, желая уничтожить его, в своей настойчивости и безжалостности пойдут до конца. И теперь их усилия принесли результат. Он сражался изо всех сил, но он сражался с врагом, оружие которого не имело себе равных. Когда он уже было подумал, что победа близка, что он сорвался с крючка, его подцепил другой крюк, более острый.

Психологически его добивали несколько недель, в течение которых его бросили все, кого он знал. Даже Тобе, который замедлил его падение и часть пути нес его крест, не приблизился к территории его возобновленных страданий. Только представитель университета вместе с заместителем ректора пришли на суд в первый день. Они взяли на хранение его вещи. Если его освободят, то, скорее всего, депортируют, и тогда они переправят его вещи в аэропорт. Они позвонили его дяде. В умопомрачении он умолял нигерийского студента Димеджи помочь ему связаться с Ндали. Дрожащими руками он записал ее номер.

– Что ей сказать? – спросил Димеджи.

– Что?

– Да, что ей сказать?

– Что я ее люблю.

– И все?

– Так оно. Я ее люблю. Я вернусь. Я жалею, что уезжал, и прошу прощения за все. – Он помолчал, чтобы силой глаз внушить Димеджи важность того, что он говорит. Когда тот кивнул, мой хозяин продолжил: – Но я вернусь. Я ее найду. Скажи ей, что я обещаю. Я обещаю.

И все. На большее у них не было времени. Он больше никогда не видел Димеджи. Ни один человек из тех, с кем он познакомился до событий, которые привели его в тюрьму в чужой стране, не появился в последующие четыре года. Приходила только та немка, его главный обвинитель. И еще один человек – ее муж, который шестнадцать дней пролежал без сознания в больнице, он был его вторым обвинителем, он подтверждал показания жены. Этот человек говорил, что, войдя в дом, увидел чернокожего человека на своей жене, которая сопротивлялась насильнику. И в тот день судья обратился к мужу Фионы и заговорил с ним по-английски.

– Итак, мистер Айдиноглу, вы до этого знали, что ваша жена будет встречаться с этим человеком?

– Да, сэр. Она медсестра. Хороший женщина, которая любит помогать другим. Она хотела помочь этому бедному насильнику из Африки. Walahi yaa!

– Позвольте попросить вас не употреблять бранных слова перед судом, мистер Айдиноглу.

– Простите, ваша честь.

– Ведите себя подобающе. Итак, это вы позволили ей привести его в ваш дом?

– Нет, она всегда помогай людям. Для нее это нормальное состояние, yani[104]. Когда я вошел, он пытался ее изнасиловать.

– Можете вы рассказать суду, что вы увидели?

– Моя жена, yani, лежал на полу у обеденного стола, а этот человек сверх сидел, и он держал ее за шею, одной рука. Прошу прощения, не той рука. Другой рука он пытался помочь себе войти в нее. Это было отвратительны, ваша честь. Очень отвратительны.

– Продолжайте.

– Я сразу бросился на него, и мы начал драться, а перед этим я попросил жену вызвать полиция. У меня была бутылк, и я его ударил, потом пошел посмотреть моя жена, она все еще был на полу, плакал, дышал громко. И тут этот человек очень тихо подошел и ударил меня в центр голова сюда – в это место, ваша честь, – табуретка. Я упал. Больше не помню что.