Оркестр меньшинств

И вот в этот-то момент, уверенный, что случится нечто неожиданное, я вышел из его тела. Но крики в Бенмуо в ту ночь были такими чудовищными, что мне пришлось сразу же вернуться в моего хозяина, словно за мной гналось какое-то хищное животное. Так я вынужденно созерцал таинственную алхимию совокупления. Я вернулся в него, когда обращенные к нему уговоры женщины надеть презерватив в самый разгар страсти стали особенно настойчивыми. Но он не обращал на нее внимания. «Хотя бы не кончай в меня. Не кончай в меня», – умоляла она под его бешеный натиск, от которого сотрясалась кровать. Я присутствовал при том, как он испустил крик, а потом извергнул семя на пол.

Женщина лежала рядом, обнимая его, но он смотрел в стену. Когда его сердце успокоилось и высох пот, его чувства изменились. Он стал вспоминать прошедший день, как он подсел за стол к этой женщине. То, что он видел сейчас, было другим. Другим! Он видел пятна на лице женщины, одно шелушилось так, что превратилось в струпья. Он подумал об отсутствующих зубах у женщины и о чем-то похожем на шрам в ложбинке у нее между грудей. Он подумал о грязи у нее под ногтями, о том, как она этими пальцами снимала слизь с глаз. Он подумал о черной яме ее живота, когда они легли в кровать, о цитадели ее вагины. Он отстранился от нее, встал, подошел к окну и, глядя на улицу, вспомнил тело Ндали. Он вспомнил тот день, когда она настояла, чтобы он целовал ее вагину, и об отвращении, которое он испытал тогда.

Он отвернулся от окна и увидел лежащую женщину, накрытую простыней. Волна неприязни накатила на него. Он вдруг понял, что ненавидит ее, хотя причины этой ненависти не были ясны ни ему, ни мне, его чи. Он сел на стул, допил пиво из бутылки, в которой оставалась половина.

– Ты поедешь домой? – сказал он.

– А? – отозвалась она и села на кровати.

Он посмотрел на нее, ее уродство теперь было очевиднее, и его волной накрыло сожаление оттого, что он переспал с ней.

– Я сказал, ты хочешь ночевать здесь? Просто хочу знать.

– Ты меня отсылаешь? – спросила она чуть ли не со всхлипом.

– Нет-нет, я только говорю, если ты хочешь уйти.

Она покачала головой:

– Значит, ты получил то, что хотел, и теперь гонишь меня домой?

Он молча смотрел на нее, удивленный собственной неожиданной жестокостью.

– О ди нма[130], – сказала девушка и щелкнула пальцами.

Он смотрел, как она надевает бюстгальтер, бретелька почти потерялась в складке кожи на спине. Он чувствовал себя необъяснимым образом оскверненным изнутри. Не потому ли, что он познал другую женщину и теперь Ндали будет замарана в его глазах? В нем нарастал страх, к которому примешивалась ярость. Он закрыл глаза и потому не видел, когда женщина закончила одеваться. Скрип двери вывел его из полузабытья. Он вскочил на ноги, но она уже ушла. Он бросился за ней в темноте босиком, без рубашки, не заперев комнату, звал ее: «Чидинма, Чидинма, постой, постой». Но она не остановилась. Она шла, рыдая, ничего не говоря.

Он вернулся и сел, в комнате от женщины остался только запах. Он не знал, что ему чувствовать, то ли раскаиваться за ту жестокость, с которой он обошелся с женщиной, то ли злиться на собственное таинственное осквернение. Он прождал около часа, потом позвонил женщине, но она не ответила. Он отправил ей извинения. Она написала в ответ: «Никагда, никагда больше ни прихади в мой палатку! Никагда в жизни!! Бог тибя пакарает!!!»

Его затрясло, когда навязчивая мысль о скверне утвердилась в его мозгу, принесенная на черных крыльях презрения. Он стер номер женщины в своем телефоне и поставил на этом точку. Той ночью, пока он спал, в дом, сражаясь между собой, вломились два бродячих духа. Они прошли через стену, не осознавая, что пересекли человеческий барьер. Чукву, я должен сказать, что подобные вещи встречаются довольно часто, но в большинстве случаев не стоят воспоминаний. Но то конкретное происшествие меня тронуло, потому что я смог соотнести его с ситуацией моего друга.