Он приехал в дом к ее родителям на следующий день и обнаружил, что он – первый из гостей. Ндали вышла его встречать, попросила пройти с ней в дом. Но он и слышать об этом не хотел. Он сидел на пластиковом стуле в одном из двух брезентовых шатров, возведенных для гостей. Еще один шатер стоял чуть поодаль от этих двух на мостках, покрытых красным ковром. Этот шатер назывался Высоким Столом и предназначался для хозяев и почетных гостей. Там возле сцены стоял длинный стол, покрытый вышитой скатертью, и много стульев за ним. Группа людей, обливающихся потом, устанавливала рядом со столом громкоговорители, а две женщины в одинаковых блузках и юбках украшали большие торты литыми статуэтками отца Ндали с посохом в руке.
Мой хозяин взял экземпляр программки со своего стула и начал читать, когда стул под ним задрожал. Прежде чем он понял, что происходит, или успел оглянуться, чья-то рука похлопала его по плечу и над ним склонилась голова.
– Значит, ты все же пришел, – сказала голова.
Все происходило так быстро, что леденящий кровь приступ внезапного страха лишил его способности думать и действовать.
– Пришел-таки, – повторил человек, в котором он узнал Чуку. Чука говорил на языке Белого Человека с иностранным произношением, сходным с произношением Ндали. – У некоторых людей, у некоторых людей нет стыда. Нет стыда. Как ты можешь – после всего, что сказал тебе мой отец в тот день, – приходить сюда?
Чука положил руку на плечо моего хозяина и подтащил поближе к себе. Голос в голове моего хозяина прокричал: «Разве я и без того недостаточно близко?» Звук откуда-то сверху, с расстояния, заставил его поднять голову – он увидел Ндали. Она стояла, вероятно, на балконе своей комнаты.
– Помаши ей, скажи, что все в порядке, – сказал Чука. – Помаши ей!
Она говорила что-то, слов мой хозяин не слышал, но, как понял я, она спрашивала, все ли в порядке. Он подчинился приказу Чуки, и она помахала ему в ответ, послала воздушный поцелуй. Он думал, ее брат прячется за ним, но Чука прокричал:
– Болтаем накоротке с твоим парнем!
В этот момент моему хозяину показалось, что он увидел что-то вроде мимолетной улыбки на лице своей любовницы, безошибочный знак того, что она поверила брату.
– Хорошо. Спасибо, Чука! – крикнула она в ответ.
С сестрой Чука говорил на языке Белого Человека, но теперь он продолжил расправу на языке отцов:
– Я
Он сжал плечо моего хозяина с такой силой, что тот вскрикнул.
– А теперь слушай, церковная крыса, мой отец сказал, чтобы я тебе передал, что если мы услышим хотя бы один писк от тебя или вообще какой-нибудь шум, то у тебя будут серьезные неприятности. Ты понимаешь, что играешь с огнем? Ты разжигаешь огонь, который тебя сожрет. Ты играешь в любовь с дочерью тигра,
Чука глубоко вздохнул и отпустил его шею.
– Ты оделся как приличный человек, церковная крыса, – сказал Чука, захватив и потянув на себя исиагу на плече моего хозяина. –
Гаганаогву, я к тому времени знал моего хозяина двадцать пять лет и три месяца, и я ни разу не видел его в таком смятении. Он был ранен, словно Чука не слова ему говорил, а исхлестал кнутом. Но больше всего мучило его то, что он не мог ответить. Мальчишкой он не боялся драк, напротив, боялись его, потому что хотя он драк и не искал, но, если его вынуждали, кулак его превращался в камень. Но в этой ситуации он был бессилен, у него были связаны руки. А потому, хотя и уязвленный, он просто кивнул в ответ.
– Хорошо, церковная крыса, добро пожаловать.
По какой-то причине он навсегда запомнил эти последние слова, смесь языка отцов и Белого Человека: «
Ранние отцы часто говорят, что ожидаемая война даже калеку не застанет врасплох. Но неожиданная война, которую никто не предвидел, может победить даже самую сильную армию. Вот почему они еще говорят в своей остерегающей мудрости, что если ты проснулся утром и обнаружил нечто безобидное, например бегущую на тебя курицу, то тебе следует спасаться, потому что ты не знаешь, не отросли ли у курицы за ночь клыки и когти. Потерпев такое поражение, мой хозяин просидел ошарашенный до конца празднества.