Оркестр меньшинств

Гости стали появляться вскоре после того, как Чука отошел от него. В приглашении было указано, что событие будет длиться с четырех часов дня до девяти вечера. Но первые гости появились в четверть шестого. Ндали заранее с грустью предсказывала, что это случится: «Ты увидишь, они придут по нигерийскому времени. Вот почему я ненавижу такие праздники. Если бы не отец, я бы сказала: давайте без меня». Он смотрел, как места вокруг него заполняются гостями в разных одеяниях, большинство мужчин – в свободных традиционных одеждах, а их жены – в не менее сверкающих блузах, враппах, обвязанных вокруг талии, с затейливыми сумочками в руках. Дети сидели в двух последних рядах на пластмассовых стульях с высокими подлокотниками. К тому времени, когда большинство мест было занято, в воздухе пахло потом и парфюмерией.

Человек, который сидел слева от моего хозяина, завязал с ним разговор. Мой хозяин ни о чем его не спрашивал, но тот сам сказал, что его жена – одна из тех, кто готовит «там, во дворце», он показал на дом Обиалоров.

– И моя жена тоже, – ответил мой хозяин, предполагая, что это заставит замолчать его соседа.

Но человек принялся говорить о большом числе гостей, потом о жаркой погоде. Мой хозяин слушал с холодным безразличием, на которое со временем, кажется, и обратил внимание его сосед. А когда места с другой стороны от него заняла супружеская пара, он оставил моего хозяина и обратился к ним.

Радуясь тому, что его оставили в покое, мой хозяин оценил произошедшее: появилась чья-то рука, потянула его назад с такой силой, что он чуть не упал со стула. Потом чей-то рот спросил его, почему он пришел, назвал его дураком, поиздевался над его одеждой, посмеялся над его любовью к Ндали и нанес смертельный удар: церковная крыса. Если бы места были заполнены, как сейчас, ничего этого, вероятно, не случилось бы. Все эти люди пришли слишком поздно. Они пришли так поздно, что торжественный выход Оливера Де Кока – его любимого музыканта, великой певчей птицы Игболенда, Оку-на-ачана-абали, вождя музыки «хай-лайф» – не имел никакого значения. Он сидел, словно в оцепенении, когда остальные гости поднялись, чтобы приветствовать певца. Кровь побежала бы быстрее по его жилам, когда конферанс на празднестве, знаменитый актер домашнего видео Осуофия, представил Оливера Де Кока. Но эти слова прозвучали как слова заурядного болтуна. Он бы смеялся шуткам Осуофии, например той, что он взял прямо из своего знаменитого кинофильма «Осуофия в Лондоне», – шутке о том, как белые люди искорежили его имя и называли Оса-опия. Но эта шутка прозвучала как детская тарабарщина, и мой хозяин даже удивился, чему это люди смеются. Этот крупный жирный человек перед ним – как он может так смеяться? Женщина рядом с этим мужчиной, почему она так раскачивается на стуле? Он никак не реагировал на постоянные выкрики Осуофии «Квену!», на которые люди отвечали «Йаа!». А потом, вскоре после представления и приглашения некоторых персон к Высокому Столу и после того, как Оливер Де Кок поднялся на сцену под мелодию «Народного клуба», мой хозяин сидел как чурбан. Даже Де Кок появился слишком поздно.

К его немалому раздражению, человек, который сидел слева от моего хозяина, приплясывал на стуле и вскоре вспомнил про него. И принялся время от времени наклоняться к нему и отпускать комментарии о собрании, о музыке, о гении Оливера Де Кока, обо всем. Но чурбан только кивал и бормотал что-то себе под нос. И даже эти слова он произносил, наступая себе на горло. Его сосед за столом не знал, что ему было приказано не производить ни звука, ни писка. Теперь он понял, что приказ этот исходил от виновника торжества, от самого хозяина дома, от отца Ндали. В разгар этих мыслей он почувствовал какой-то удар по спинке своего стула. Сердце чуть не выскочило у него из груди. Он повернулся и увидел, что виновник – мальчик, сидевший прямо за ним. Мальчик задел его стул ногой.