Оркестр меньшинств

– Вы сидели со мной раньше? – У него не хватало слов. – Вы кто? Привратник?

Он отрицательно покачал головой, но человек рассмеялся и сказал что-то, чего мой хозяин не разобрал, потом поднял окно и уехал.

– Ты уверен, Нонсо? – взволнованным голосом спросила Ндали.

– Уверен, мамочка. Ничего они не добьются. Не смогут, – сказал он, и его сердце забилось чаще от ярости, прозвучавшей в его голосе. Он не знал, Эгбуну, что судьба – это странный язык, которому ни жизнь человека, ни его чи никогда не могут научиться. Он снова поднял глаза на Ндали и увидел слезу, стекающую по ее лицу. – Никто не сможет заставить меня уйти от тебя, – повторил он. – Никто.

8. Помощник

Осебурува, я стою здесь, свидетельствуя перед тобой и прекрасно зная, что ты разбираешься в нравах людей, твоих творений, разбираешься лучше, чем сам человек. А потому тебе известно, что человеческий стыд – он как хамелеон. Поначалу он является в личине добронравного духа, допуская отдохновение во всякое время, когда униженный не находится в обществе тех, ради кого или кем он подвергся оскорблениям, – тех, от кого он должен прятать лицо. Опозоренный может забывать свой стыд, пока он не встретится с теми, кто был свидетелем его позора. И только тогда позор скидывает с себя маску сомнительного добронравия и предстает в своем истинном обличии злонравия. Да, мой хозяин мог спрятаться от всех остальных, от всех людей Умуахии, даже от всего мира, и тогда все случившееся с ним переставало существовать. Нищий может выдать себя за короля в таком месте, где о его нищете никто не знает, и там его будут принимать как короля. А потому особенности затруднительного положения, в котором оказался мой хозяин, состояли в том, что свидетелем его унижения была Ндали. Она видела его в одеянии вечернего сторожа, мокрого от пота, регулирующего движение. Это был удар, от которого он не мог оправиться. Такой человек, как он, человек, знающий границы своих возможностей, объективно оценивающий свои способности, – такой человек легко падает духом. Потому что гордость воздвигает стену вокруг внутреннего «я» человека, а позор пронзает эту стену и поражает внутреннее «я» прямо в сердце.

И все же я достаточно долго прожил с людьми и знаю: когда человек начинает падать духом, он пытается сделать что-нибудь, чтобы как можно скорее спасти ситуацию. Вот почему ндиичие в своей древней мудрости говорят, что лучше всего искать черную козу днем, пока не опустится тьма, в которой найти ее будет затруднительно. Так что даже еще до того, когда он принес клятву Ндали, что никогда ее не покинет, он уже начал искать решение. Но ничего, что бы казалось достойным, ему не приходило в голову, и он дни напролет ходил без дела, как покалеченный червь в грязи отчаяния. В четвертый день следующей недели он позвонил дяде попросить у него совета, но слышимость была такая плохая, что мой хозяин почти ничего не понимал. И ему пришлось напрягаться изо всех сил, чтобы, невзирая на негодную связь и заикание старика, разобрать, что лучше всего ему оставить Ндали. «Ты вс-все еще мальчик. Вс-всего двадцать шесть, да. За-за-будь об этой жен-жен-щине сей-час. Их мно-го, мно-го вокруг. Ты ме-меня по-понимаешь? Ты их н-н-никогда не убе-бедишь принять т-тебя».