Орхидеи еще не зацвели

Когда на рассвете хмельные дружки
Заехали в эту долину,
Над Хьюго стояла, оскалив клыки,
Огромная черная псина,
И конь вороной по болоту бродил,
И издали ворон за трупом следил.

— И издали ворон за трупом следил-с, — подвыл Шимс.

— Гав-гав-авававав!!! — помог Снуппи.

Ты знаешь теперь эту грозную быль
О страшном исчадии мрака,
Как тетку ремнем задушил Баскервиль,
Его же загрызла собака.
С тех пор, как бедняга коптится в аду,
Проклятьем он стал в баскервильском роду.

Извыв это шекспировское резюме, доктор Мортимер с чувством захлопнул крышку рояля, а Шимс поправил галстук и откашлялся.

— Гав! — подвел итог Снуппи и спрыгнул с моих коленей, как собака, выполнившая свою миссию.

Глава 9

— Значит, это нынче — хит сезона в Гримпене, — уточнил я. — И я рискую показаться старомодным, если, прибыв туда, обнаружу незнание столь популярного шлягера. Спасибо, что предупредили, ведь я не хотел бы показаться старомодным на болотах.

— Вообще-то, — сказал Мортимер, — обитатели Девоншира не слишком придирчивы к репертуару лондонских гостей, и если им не нравится пение, то они утешаются тем, что таращатся на певца.

— Господин Мортимер хотел сказать, что мы исполнили для вас эту балладу с другой целью-с.

— Да, именно, — подтвердил доктор, — дело в том, что собака действительно существует. Точней, в нее многие верят. И хотя я считаю, что это глупости, тем не менее, вот сообщение в газете «Девонширская правда», касающееся смерти сэра Чарльза Баскервиля. Это, конечно, красная пропаганда, зато все изложено по сути.

— На этом-то она и держится-с, — поделился опытом Шимс.

— Мои уши уже повисли на ветвях внимания, — сообщил я, и, откинувшись в кресле, стал попыхивать сигарой с чрезвычайно умным видом. Ресницы моих равнодушно прикрытых глаз довольно подрагивали, как кончик кошачьего хвоста, когда его обладатель лениво развалился на ковре в присутствии мыши. Еще бы! Мастеру детективного жанра, которым с сегодняшнего утра являюсь я, совершенно ни о чем не говорят протухлые призраки собак многовековой выдержки. Но зато свежая заметка в леворадикальной газете про загадочно скончавшегося миллионера (не гигнулся же он и правда сам собою) — это для нас то же самое, что для стервятника отборная дохлая лошадь, да еще с жокеем. Вот только не знаю, достаточно ли в жокее мяса, чтобы стервятник не сбросил его со счетов? Хотя, если подумать, то стервятник меньше лошади, а лошади их сбрасывают не всегда…

Между тем, Мортимер с неимоверным шуршанием развернул газету, долго в ней рылся, потом, по зрелом размышлении, повернул ее с ног на голову, то есть наоборот, конечно, с головы на ноги, нацепил на свой цапельный нос очки и стал читать:

— «Собаке собачья смерть!»

— А что, разве собака умерла? — полюбопытствовал я.

— Да нет, — нервно ответил Мортимер, — совсем не собака. Это название.

— Вероятно, упоминая собаку, господа коммунисты имели в виду сэра Чарльза-с, — пояснил Шимс.

— Тогда обезьяне обезьянья смерть, — поправил я темных пролетариев. — Лично я большой поклонник теории Чарльза Дарвина. У меня есть племянники…

— Сэра Чарльза Баскервиля, не Чарльза Дарвина-с.

— А этот Баскервиль, он-то умер?

— Да-с.

— Точно?

— Установленный полицией и медиками факт-с.

— И это точно был он?

— Опознание тела было проведено по всем правилам-с и даже проведено вскрытие-с.

— Это лишнее, изнутри-то его точно никто не видел.

— Пролетариям все равно-с, — сообщил Шимс.

— Это морякам все равно. Песня есть такая: морякам все равно, морякам все равно, это соль в их крови, морякам…

— Моряки — пролетарии-с.

— Да? — не поверил Мортимер.

Шимс кивнул с видом, не допускающим возражений.

— Но даже если это так, разве можно, — удивился я, — подобным образом высказываться о покойнике? На самом-то деле всем все равно, но существуют приличия!

— У них нет ни малейшего почтения ни к покойникам, ни к приличиям-с.

— Но как можно, — продолжал удивляться я, — так называть главу такого рода?

— Увы-с, еще меньше почтения они питают к представителями британской аристократии-с.

— Что за люди, Шимс! Что за люди!

— Вот именно-с.

— Но продолжим же… — вклинился Мортимер и продолжил: